Если с лужами ей удалось договориться относительно быстро и взять их под контроль уже в три месяца, то говно вело себя возмутительно свободолюбиво и то не желало десантироваться в указанном командованием квадрате, то, наоборот, рвалось на волю в самый неподходящий момент - например, посреди асфальтированной дороги, вынуждая хозяйку краснеть и лихорадочно искать по карманам пакетик, демонстративно отрекаясь от сабаки Йуси взглядом. А еще хозяйка завела дурную привычку спрашивать у сабаки Йуси: "ЧЬЕ ЭТО ГОВНО?!" таким страшным голосом, что лужи тоже начинали саботажничать. Правда, иногда случался и профит - если говно оказывалась выроненным котами, то сабака Йуся торопливо его сжирала и смотрела на хозяйку благодарными глазами.
Так что все бы в общем-то и ничего, но тут с сабакой Йусей случились сливы.
Сливы жили на даче на дереве. Сперва они умерли и заплесневели. Потом пришел мороз и они замерзли. Потом пришла оттепель и они оттаяли. Потом снова пришел мороз, и в конце концов сливы сдались и начали падать.
Потом пришла сабака Йуся.
Обнаружив такое огромное количество халявной еды, сабака Йуся возблагодарила создателя и принялся на бегу ужирать дарованное. Ужирать его стоя мешала хозяйка, которая с гневными воплями бегала за сабакой Йусей, обещая ей кары анальные. Сабака Йуся с энтузиазмом поддерживала игру, отплевываясь косточками, так что в итоге хозяйка пошла на подлость - собрала все сливы и перекинула через соседский забор. Сабака Йуся еще долго стояла возле него и завистливо взирала на соседскую кошку, которой обломилось такое счастье. Кошка, в свою очередь, смотрела что на сливы, что на сабаку Йусю, что на меня как на эскадрон идиотов.
На следующий день сливы принялись прогрызать дорогу на волю. Сабака Йуся была уже знакома с подлостью говна, но что оно будет вылетать из нее на реактивной тяге, оказалась не готова.
Сабака Йуся с причитаниями летала по коридору, оставляя за собой пахучие выхлопы (на мой взгляд, на выходе сливы почти не отличались от тех, что на входе, даже, пожалуй, похорошели). Следом с матами и рулоном бумаги летала хозяйка, а за ней злорадствующие коты. Обстрел закончился только через полчаса, окончательно убедив Йусю в злокозненности говна, и теперь она убегает от него со всей возможной скоростью.
Правда, от слив это сабаку Йусю так и не отвратило. Только теперь она предпочитает консервированные.
Примечание: Сабака - это не опечатка ине ошибка. Сабакой автор называет только Йусю. Видимо, есть причина.
"Здравствуйте, меня зовут Джек.
Мне было пять месяцев и я умирал. Я хотел умереть...
Все пять месяцев я был бездомным. По вечерам смотрел на освещённые окна домов и удивлялся: для чего же я родился и живу в этом городе, если никому не нужен? И мечтал о том, чтобы у меня был свой тёплый дом и добрый хозяин, а я бы стал ему послушным и верным другом. Мы могли бы гулять в парке, шуршать опавшими листьями, а потом, вернувшись, ужинать тёплой кашей с кусочками мяса. Но меня решили убить. Я не понимал, за что? В чём я виноват? Они думали, что я умер и бросили в овраг. Мне было пять месяцев. А через три дня меня нашли двое мужчин. Они осторожно несли меня в своей куртке, но всё равно было очень больно. Я хотел умереть. А они давали какие-то лекарства и ставили капельницу. Зачем? Ведь я ничей. А потом пришла девушка. Но сначала я услышал её голос...
- Здравствуйте, можно посмотреть ваших собак?
Девушка лет тридцати, без макияжа, с грустными глазами. У мужчины (это он нёс меня в своей куртке), который встретил её у входа на территорию собачьего приюта, создалось впечатление, что она очень уставшая, очень. Или опустошенная. И всё же... всё же было что-то в ней такое...
- Для чего вам собака? Для охраны или как компаньон? Пожалуйста, проходите, смотрите. Ищете конкретную породу? В этом крыле здоровые, привитые собаки.
- А там, в том крыле? Нездоровые? Я хочу в другое крыло.
- Там содержатся собаки, которые сейчас получают интенсивное лечение. В основном это травмированные, больные и очень проблемные животные. Выбирайте в этом крыле.
- Вы меня не поняли? Я же сказала, мне не надо красивую и здоровую. Я возьму ту, которую никто никогда не возьмёт.
- Ну, тогда вот - смотрите. Неделю назад нашли. Места живого нет. Переломы, истощение, обезвоживание, ушибы внутренних органов и нежелание жить. Плюс попутные для бездомных собак проблемы. Он отказывается есть, говорил мужчина, и скорее всего не жилец.
- Ну, это мы ещё посмотрим, кто тут не жилец, и попросила: уйдите. Пожалуйста, уйдите, мне надо с ним поговорить.
Она, зашла в мой вольер, присела рядом.
- Привет, милый, привет, мой зайчик. Сейчас я расскажу тебе о себе. А ты сделаешь выбор: остаться здесь или уехать со мной. У меня был дед и когда-то он сказал: если тебе будет плохо и жить не захочется, найди того, кому ещё хуже и помоги. Деда нет уже на этом свете, а мне необходимо выжить. Я знаю, потом всё будет хорошо, обязательно будет, но сейчас мне как-то нужно пережить очень трудный период.
Она говорила тихо и не вытирала слёзы. Они капали и капали... такие горячие и горькие... Такие же, как лекарства, которые меня заставляли глотать.
Она больна - сердце. Неделю назад ушел муж. Уходил, жестоко предав, к другой женщине, обвинив в том, что больна, что не может родить, что инвалид, что в квартире, словно в аптеке, пахнет лекарствами. А у неё что-то там с сердцем, какой-то дефект и ей запретили рожать. И теперь она совсем одна, униженная, брошенная. И не знает, как заставить себя жить, как заставить себя есть и пить и принимать эти проклятые таблетки. Для чего всё это делать? Она вспомнила слова деда: ей необходимо кого-то любить, о ком-то заботиться, чтобы выжить. И необходимо принимать лекарства, чтобы сердце правильно работало и чтобы просто работало. А в нём, не смотря ни на что, есть ещё немного любви, в её больном сердце. Девушка обещала заботу и любовь, говорила, что я поправлюсь и буду самой красивой собакой. И самой любимой. Если мы будем вместе, мы выживем, обязательно выживем. Она рассказывала о доме, в котором я буду жить. Он маленький, но там есть камин, есть пруд и мягкая трава во дворе. Зимой там белый хрустящий снег и можно слепить снежную бабу, а осенью созревают красивые румяные яблоки, из них можно варить варенье и печь пирог. Ты ел когда-нибудь пирог, спрашивала она, это очень вкусно. Я буду всегда угощать тебя кусочком пирога. Ты не против, если я назову тебя Джек? Это хорошее имя.
Я поверил ей и согласился стать её собакой. Я смог махнуть хвостом и она всё поняла. И опять плакала.
Тот мужчина помог перевезти меня домой. ДОМОЙ - какое тёплое и уютное слово.
Я долго болел. Уже зима началась, а я только начинал пытаться вставать на лапы, было больно. Она действительно стала меня любить, кормила вкусной кашей с кусочками мяса, выносила на руках во двор, показывала первый снег и иней на траве. Вытирала мои лужи и прочие дела. Она ела кашу, которую варила для меня: готовить что-то ещё не было желания и сил. Она ложилась на пол, рядом со мной, обнимала меня и иногда так, рядом, и засыпала. Она приносила дрова и растопляла камин, укрывала меня одеялом и мне было тепло. Я знал, что она больна, но что я мог сделать для неё? Иногда я мог лизнуть ей руки и лицо, когда она была рядом и она улыбалась. Приезжал тот мужчина, привозил врача и мне опять давали горькие лекарства, мазали мои раны и делали уколы. И я стал поправляться. Весной я смог вставать и, шатаясь, выходить на крыльцо. А она впервые надела красивое платье. Обычно свитер и джинсы, а тут - платье. И улыбка на лице. Может она тоже выздоравливает? А утром она мыла посуду и пела. У неё красивый голос.
Сейчас уже лето. На столе букет цветов - это тот мужчина, из приюта, иногда приезжает. Один, без врача. Привозит ей цветы и апельсины, а мне разные собачьи лакомства. Он хороший. Когда мы идём к озеру, он несёт меня на руках, хотя я уже могу ходить и даже бегать. На озере плавают утки с маленькими птенцами и хозяйка кормит их хлебом.
В доме у нас пахнет цветами, пирогами и ещё чем-то чудесным и радостным. Может это запах счастья? Теперь я знаю, что такое пирог - это действительно вкусно. Наш мужчина тоже так считает и съедает сразу пять или шесть штук. А хозяйка моя очень красивая, у неё веснушки на носу, рыжие волосы и зелёные глаза. А ещё она очень меня любит. Пусть её сердце бьётся ровно ещё много-много лет и ничего, что для этого нужно принимать лекарства, это ничего, если они помогают жить.
Теперь я самая лучшая, самая красивая и любимая собака. Я всех давно простил. В наших, с хозяйкой, сердцах нет обиды и ненависти, ведь там живёт счастье.
Гав!"
Автор .Gansefedern.
Психолог спокойно сложила руки на своих острых коленках и мягким голосом предложила ему просто успокоиться.
А успокоиться Слава не мог. Слёзы лились бесконечным потоком, а ведь последний раз он ревел в 1 классе, после драки, от несправедливости. Лучший друг с тремя одноклассниками, подкараулили его возле школы и накинулись толпой. Нечестно. После этого Слава не ревел никогда в жизни, до этого момента. До момента, когда психолог спросила:
-Что вас беспокоит?
И тут началось. Он даже слово сказать не смог. Ревел... И вспоминал.
Пришлось уехать в командировку на две недели. Ключи от квартиры оставил лучшему другу. Он должен был приходить утром и вечером, кормить и выгуливать Белого. Белый- умный, ласковый питбуль. Несмотря на устрашающую внешность, был добрым толстячком. Слава звонил другу каждый день, тот не брал трубку. То занят, то перезвоню. А когда вернулся в город, вошёл в свою квартиру, то увидел бездыханного Белого у дверей, лежащим на его кроссовках. На кухне валялся пустой разорванный пакет из-под корма. Дверь в санузел разорвана до щепок. Воды в унитазе нет ни капли.
Слава прошёл в гардеробную, открыл сейф. Достал ружьё, достал патрон. Потом вздохнул, выдохнул, убрал все на место. Затем Слава сел у порога, взял Белого на руки и молчал. Потом сел в машину, отвёз за город и похоронил под раскидистой пушистой елью. Стёр из телефона номер бывшего друга и заблокировал его.
На следущий день записался к психологу. И вот он уже полчаса сидит у психолога и ревет.
— Я не знаю, что у вас случилось, могу только предположить, вас жена бросила? — мягко спросила психолог.
- В любом случае, вам нужно пережить боль. Прожить ее до конца. Чтоб перегорело. Чтоб пришло полное осознание. Да. Это будет нелегко. Но вы справитесь. В конце концов, ваша жена имеет полное право на свой собственный выбор. И вы к этому выбору не имеете никакого отношения. У неё свой путь, у вас свой. И сначала нужно разобраться со своей собственной жизнью. В первую очередь ваша жизнь принадлежит только вам. Вы не можете отвечать за других людей. Это их зона ответственности. Не переходите ее.
Переживите своё горе и живите дальше, только уже с иным опытом.
Слава не слушал, что говорила ему психолог. Слёзы катились по его небритым щекам, он вспоминал, как Белого ещё щенком он возил к ветеринару первый раз. А тот спрятался у него под курткой и не хотел вылазить. Сунул голову под мышку и лапами обнял его. Так и ставили ему прививку. Голова у Славы под мышкой, а тельце у ветеринара. Все смеялись и говорили, что первый раз такое видят. А вот они покупают первый намордник. Белый негромко ворчит, но соглашается. Слава всегда удивлялся, какой он был умный, послушный. Не лаял, не грыз мебель. Знал команды. Вечером садился напротив и смотрел не отрываясь глаза в глаза и вздыхал.
Звонок трещал без умолку. Пронзительный. Настойчивый. Слава открыл глаза и резко сел на кровати. Первое, что увидел- Белый свернувшись клубком спал в ногах. Негромко похрапывал.
— Але! Слушаю, — спросонья хриплым голосом ответил Слава.
— Ну, че, ты вечером улетаешь? Когда ключи забирать? — спросил лучший друг.
Слава прокашлялся, посмотрел на тушку Белого, который продолжал мирно дрыхнуть и твёрдым голосом ответил:
— Стасян, я Белого с собой возьму. Две недели это долго. Пусть со мной едет. Квартиру снимем, если в гостиницу не пустят. Поэтому, давай - отбой.
И отключил телефон.
На сердце стало легко и радостно.
Он потрепал Белого за ухо и ласково сказал:
— Вставай, жиробас! На пробежку пойдём..."
Такого адреса на листочке вызовов я еще не видел. Вопросов добавил ещё старший врач смены.
Стоя у «Аквариума», он мял в пальцах незажженную сигарету. Очень серьезным взглядом, без привычного прищура и ехидства, проводил путь клочка дешёвенькой бумаги от диспетчера под зажим на моей папке.
— Извини, что нарушаю очередность. Вызов срочный. Но… «шоки» заняты, а…
Тут он выдал нечто совершенно невообразимое:
— …А там… это… в общем, увидишь сам. Баб я туда послать не могу!..
Я проглотил возмущение и молчком потопал в гараж.
«Городская свалка. Южный сектор. Там встретят…» Выпученные глаза водителя тоже энтузиазма не добавили. Ехали молча. Только подъезжая к «адресу», когда «уютный летний бриз», напоенный ароматами летней кучи мусора, проехался в полной мере по нашему обонянию, водила обреченно выдал что-то об уникальных анатомических особенностях жителей города.
Нас встречали. Двое работяг в немыслимого цвета робах и водитель мусоровоза молча дымили ядерной махоркой. Где-то сзади квакнула сирена милицейского «уазика». «Джентльменский клуб» в сборе. Выездное заседание номер «мильен тысяч пятьсот первое» торжественно объявляется открытым. Белый халат смотрелся абсурдно, нереально чисто и неуместно в королевстве помоев и хлама. На какое-то время постарался отвлечься, разглядывая довольных жизнью ворон и удерживая силой воли на месте сожранный недавно бутерброд.
— Чем порадуете, компрачикосы?
Один из работяг, всё так же молча, показал рукой куда-то в сторону.
Неподалеку в груде пестрого мусора лежала здоровенная грязная псина. «Совсем охренели!!! Для собаки вызвали. Нашли ветеринара… доктор Айболит, мля…»
Тут до меня доходит, что все молчат. Как-то очень странно. Напряженно. Делаю несколько шагов по направлению к собаке. На грязно-серой морде появляется ослепительно-белая полоска зубов и раздается низкое утробное рычание. Но это меня уже не занимает. Я смотрю и с трудом удерживаю рвущийся изнутри вопль… между собачьими лапами, у поджарого брюха с оттянутыми сосцами, лежит человеческий младенец. Новорожденный. Живой. Он не плачет, только беззвучно раскрывает рот. Слабо шевелит голубоватого оттенка ручками с судорожно сжатыми побелевшими кулачками. Он закопан в мусор до половины тела. Точнее, видимо, раскопан. Собакой. Щенной сукой. Которая лежит сейчас рядом, согревая ребенка своим тощим телом. Периодически вздрагивая и нервно облизывая его лицо, когда он вновь открывает рот. Эти кадры вламываются мне в голову по очереди, раскаленными гвоздями. Сзади, громко топая и сопя, появляются два милиционера. Один, увидев всю картину, багровеет лицом и начинает царапать кобуру, хватая судорожно воздух.
— Она его что, ест? Да я её сейчас!..
— Подожди! Она ж его не трогает, вон смотри… Греет…
Я приближаюсь и присаживаюсь на корточки. Не хочется орать, не хочется кидать чем-то в собаку. Нужно забрать ребенка. Но как доказать собаке, как убедить ее, что я, человек, не наврежу этому детенышу? Как ей поверить тварям, что закапывают своих детей в помойку? Живыми…
Презрение. Ярость. Жалость… Скорбь. Вот что я увидел в карих собачьих глазах.
По-крабьи боком приближаюсь к ребенку. Краем глаза держу в поле зрения задние лапы собаки. Если подожмет для прыжка, хоть успею прикрыть лицо или увернуться. Протягиваю руку к ребенку. Ворчание нарастает. Продолжая глухо рычать, собака морщит нос, показывая мне ослепительный частокол молодых клыков, и кладёт голову на ребенка. Накрывая его и оберегая от прикосновения. Я медленно начинаю разгребать мусор вокруг тельца. Низкое рычание сопровождает все мои манипуляции. Так, наверное, работают саперы, обезвреживая мины. Собака глаз не сводит с моих рук. Не могу проглотить ком, возникший в горле.
— Собачка! Собачка… на-на-на, милая. На, возьми!
В какую-то мятую плошку водитель мусоровоза льёт из термоса молоко. Очередное чудо. Словно извиняясь перед остальными, поясняет: «Язва у меня. Вот жинка термосок и снаряжает…». Собака вскидывает голову, почуяв угощение, и внезапно шумно сглатывает набежавшую слюну.
— Иди, собачка! Иди, моя хорошая… иди, попей молочка…
Еще раз, внимательно проследив за моими плавными движениями, собака встала. Глухо рыкнула, предупреждая. И, прихрамывая, подошла к миске с молоком. Только сейчас стало видно, насколько она худая и изможденная. Инородными телами болтались под втянутым брюхом наполненные соски.
— Щенки у ней, видать, где-то рядом. Вишь, титьки-то от молока трещат, а сама тощая как вешалка…
Собака жадно хватала молоко, не отводя глаз от меня и младенца. Достаточно было нескольких движений, чтобы полностью выкопать ребенка из мусора. Взяв его на руки, я поднялся с колен. Ко мне уже спешил водитель с простыней. Ребенок жив. Обезвожен. Голоден. Но видимых повреждений нет. От роду ему максимум несколько часов. Снова ловлю на себе собачий взгляд. Встречаемся глазами. «Всё будет хорошо», — шепчу я себе под нос. В ответ вижу еле заметный кивок повисшего хвоста. Ловлю себя на том, что хочется попросить у псины прощения.
— Доктор, вы куда ребенка повезете?
— В 6-ю ДКБ.
— Мы потом туда заедем, протокол подписать.
Старший милиционер, сняв фуражку, вытирает от пота лицо и внезапно, скрипнув зубами, выдает:
— Найти бы эту ссу…, извините, мразь ! Которая ребенка…, ну понимаете!!! И грохнуть на этой помойке…
Дослушиваю эту свирепую тираду уже в машине. Водитель аккуратно закрывает за мной дверь, обегает «РАФ» и плавно трогается с места.
Мы едем по городу. Быстро. Молча. Остервенело удерживая в узде эмоции. Не хочется говорить. Хочется орать до немоты и биться головой. «Так нельзя!!! Это невозможно!!! Люди так не должны поступать, если они еще люди…»
Осторожно вылезаю из машины и быстро прохожу в приемный покой, улавливая на себе удивлённые взгляды. Я еще не сказал ни слова, но ко мне обернулись все присутствующие. Тут до меня доходит, как я выгляжу и чем пахну.
— Вы из какой помойки выскочили?! В таком виде — и в приёмник детской больницы?! Вы что себе позволяете!!!
Неопределенного возраста медсестра, продолжая накручивать себя визгливыми воплями, начинает извлекаться из-за стола. На её крики выглядывает из смежной комнаты врач. Видит меня, меняется в лице и тут же понимает, что на руках у меня ребёнок. Подскакивает, перехватывает. Мгновенно рядом возникает вихрь халатов. Всё.
…Еле перебирая ногами, выползаю на крыльцо. Едем на станцию. Переодеться, помыться, написать карточку вызова.
Забыть бы такое. Навсегда. Да не получается…"
"У супермаркета есть такие металлические конструкции, над ними - табличка: собака. Имеется в виду - тут место для привязи. Ряд таких металлических штук для великов, а следом - штуки для собак. И вот я курю у входа. Смотрю на привязанную собаку. Дворняга. Классическая. Желто-серая. Отсылка к овчарке. Саблевидный хвост, уши стоячие, черный нос, рост в холке - 45-55, на 10 пониже основоположника. Снег идет, метет немного. Собака стоит в напряжении, смотрит на центральный вход неотрывно, время от времени перебирает лапами. И все ее нервы наружу - вся концентрация на чистом ожидании, весь страх одиночества, вся любовь. Она - воплощение ожидания. Выдернутый наизнанку зубной нерв. Ни мгновения отдыха. Она ждет. Она ждет, ждет, ждет. Она ждет тяжело, теряя энергию в астрономических единицах. Она ждет так, как ждет мать сына с войны. Она потеряла мир, потеряла себя. Ничего нет, кроме жгучего желания увидеть хозяина.
И вот идут мимо люди с пакетами. Смотрят на нее, на такую оголенную, ясную, о любви и страхе сообщающую, и думают, походя - о, вот же ж собаки, собачья преданность, ведь каждый день ее водят к магазину, каждый раз привязывают к штырю, каждый раз забирают, а она - собака - не может усвоить, что человек вернется, дура такая, одним сердцем дышит, сколько уж раз хозяин возвращался, а она все как наново - ушел, значит пропал, бедные божьи твари, сделали же их такими вот, от себя отрезанными, ну дрожи-дрожи, придет твой скоро, придет...
Тут я поняла. Собаки умнее людей. Кто бы там ни был - тот человек, в супермаркете - он ведь перед Богом прост и беззащитен. Оторвется тромб. Упадет человек на кафель, под полку с цветной капустой. Приедет скорая. Вынесут на носилках пакет с мясом человека. На собаку и не взглянут. Русского языка у собаки нет - она не крикнет: "Пустите меня к нему, дайте войти в машину, в какую больницу везете?!!" Она на веревке, прикована к штырю. Ключей от дома нет у нее. Денег - нет. Паспорта с пропиской - нет. Она все это знает. Поэтому так дрожит.
Когда я это поняла, решила постоять с собакой до тех пор, пока не выйдет человек. Ох... Человек, надо сказать, с нами обошелся жестко. Нас уже с собакой замело по самую мякотку. И, представьте, вышла старушка, за восемьдесят. В платке сером, в облезлой норковой шубке, в валенках. Собака разрыдалась. Бросилась целовать. Старушка начала веревку распутывать. И приговаривает:
- Ну... ну... как запутала... все... все... сейчас пойдем домой, фарша взяла, сейчас нажремся и спать ляжем... все, все...
люди тоже есть такие - как собаки - как выдернутые на изнанку голые нервы..."
Сантехник был давно человек одинокий и уверенный в нерушимости и неизменности этого своего положения. И не то, что он не хотел. Не получалось как-то. Был он лет сорока, выше среднего роста и с небольшой лысиной. Слегка полноватый. С вечно недовольным лицом и настроением поругаться с кем нибудь. Поэтому, всё время недовольно бурчал что-то о дешевой работе и грязи, устраняя много численные проблемы в приюте для животных, расположенном на самом краю города.
Его пригласили сюда на неделю. Работы накопилось море. Платили не очень, но перебирать не приходилось. Заказов было немного. Так что, с самого утра он копался в протечках, лужах и ржавых трубах. Живность он не любил. Поэтому, лай собак в клетках и мяуканье котов за решетками раздражали его. Всё не слава Богу. А тут ещё этот противный накрапывающий дождик. Короче – мрак и беспросветная серость.
Мало того, кто-то выпустил из клетки небольшую рыжую собачку с залихватски закрученным вверх бубликом хвостиком, и она мешала ему работать. Ну, вы сами понимаете. Все причины для недовольства у него были.
Собачка как назло лезла под руки пытаясь попасть под его большие грубые ладони, что тоже его раздражало. Вот он и ворчал. Собак он тоже не любил, хотя.
Хотя, я кажется уже об этом говорил. Но эта. Эта заглядывала ему в глаза и ничего не просила. Она улыбалась и старалась помочь ему. Сообразительное существо поняло, что он работает ключами, и на третий день сообразило, что надо подавать. Может, она и подавала не те, но сантехник…
Сантехник ругал её на чём свет стоит за нерасторопность и несообразительность, а она радовалась его ругне и тыкалась головой в его правый бок.
- Хорошая собачка, раздался над ним голос.
Сантехник обернулся и увидел человека в белом халате.
- Выпустил я её до конца недели. Пусть побегает, вздохнул врач. Жаль её.
-Всех вам жаль, проворчал сантехник. Собак жаль, котов жаль, а людей, значит, не жаль.
-А что тебя жалеть то, вдруг удивился доктор. Ты ведь в понедельник жив –здоров будешь, а она вот нет.
-Как так, удивился сантехник. С чего это?
-Да время её пришло, вздохнул врач и нервно стряхнул пепел с сигареты себе на халат. Сколько уже делаю это, а привыкнуть всё не могу. Мест, понимаешь, у нас мало. Вот и вынуждены мы усыплять одних, чтобы принять других. Такие, понимаешь, дела. А она у нас давно, никто не берёт, вот и пришло её время. И всей то жизни её осталось, до выходных. А там…
И доктор с раздражением отбросив недокуренную сигарету продолжил.
- А вас людей, я не жалею, тут ты прав. За что жалеть то вас? Он резко развернулся у ушел в приют.
А сантехник сидел, как каменный. Он не мог почему-то посмотреть в большие глаза рыжей собачки. И инструменты, как назло, валились из рук. Поняв, что работы сегодня больше не будет, он сложил сумки и пошел к машине даже не заметив, что одну из сумок он забыл.
Приехав домой сантехник накрыл на стол и сев напротив телевизора запил горькую.
Он сидел и поедая холодную гречневую кашу, которую забыл разогреть, наливал себе из бутылки. Он смотрел в телевизор не замечая, что позабыл включить его. Вся жизнь, наполненная неудачами, несчастьями и пустыми надеждами проходила перед его взором. Он так и не сумел опьянеть.
Но утром.
Утром он проснулся с головной болью, опухшей физиономией, ломотой во всё теле и жутким настроением. Собрав инструменты, он вышел и остановив такси поехал в приют. Голова головой, но надо работать. А там.
Там его ждала маленькая весёлая рыжая собачка с хвостиком, закрученным бубликом. Она была счастлива от того, что он приехал. Она радостно прыгала вокруг него и заглядывала в глаза. Она пыталась угодить ему и подавала клячи. А он, как назло.
А у него как назло тряслись руки. И он не мог взять ключи. И наверно совершенно случайно вместо ключей его трясущаяся грубая ладонь попадала на голову маленькой рыжей собачки и та.
И та толкала его руку снизу-вверх и от счастья тихонько повизгивала.
- Укольчик, раздался голос сверху.
-Чего, опешил сантехник.
Я говорю, укольчик? И через десять минут забудешь о похмелье. По себе знаю. Мучиться перестанешь и легче станет. Доктор в белом халате стоял с сигаретой в зубах и шприцом в правой руке.
-Да не от этого мне плохо, простонал сантехник в очередной раз промазав трясущейся рукой мимо ключа, поданного собачкой.
Доктор внимательно вгляделся в его глаза и сказал.
-Тогда так, слушай меня. Документы тебе никто подписывать в таком состоянии не даст, а пока отойдёшь, поздно уже будет. Поэтому, сделаем так. Я напишу что усыпил её сегодня, а ты подпишешься как помощник. И забирай её отсюда.
-А так можно, удивился сантехник и в его голосе зазвенела надежда.
-Конечно нельзя, ответил врач. Но если очень хочется, то разумеется можно.
- С меня бутылка, обрадовался сантехник.
-Ну вот ещё, возразил доктор. Мы врачи, пьём чистый медицинский спирт.
-Ну, у богатых свои причуды, согласился сантехник.
Он поднял собачку, и оставив инструменты пошел к остановке такси. Собачка схватилась маленькими лапками за его правую руку, заглядывала ему в глаза и пыталась лизнуть в небритую щёку.
-Домой, домой, говорил ей сантехник. Не волнуйся, никто тебя не усыпит, я им не дам.
Он трясущимися руками открыл дверцу машины и назвал адрес.
Доктор смотрел ему вслед. Он стоял возле забытых инструментов и не замечал, как пепел падал на его белый халат. Потом посмотрел куда- то вверх и сказал.
-Сколько раз делал это, но не могу привыкнуть и уколол себе в запястье своё лекарство. Потом повернулся и пошел в приют.
Через месяц сантехник ремонтировал протёкшую трубу во дворе одного большого дома. Открыв люк, закрывавший слив, он разложил инструменты и собачка подавала ему ключи, а он опять ругал её.
-Сколько раз объяснял тебе. Вот это 22х24, а ты мне что несёшь? Она кивнула и бросилась за ключом. Но вместо ключа.
Вместо ключа сантехник вдруг почувствовал в своей руке тёплую шерсть. Он оглянулся с удивлением и увидел, что вместо тяжелого металла там лежит маленький серенький котёнок. Грязный и тихонько мяукающий.
-Что это? Что ты мне принесла, кричал он на весь двор. Ты что, теперь мне всех блохастых и несчастных таскать будешь, и собачка.
Маленькая рыжая собачка с хвостиком лихо закрученным вверх бубликом радостно подпрыгнула и залилась счастливым лаем.
Сантехник яростно ругал свою собачку, а в окнах дома.
В окнах дома соседки наблюдали за ним.
-Господи. Господи, сказала одна из них незаметно вытирая занавеской невольно набежавшую слезу, Господи. До чего же он замечательно красиво ругается, и все остальные.
Все остальные согласились с ней. А одна молодая одинокая женщина из соседнего окна спросила.
-А ругается то он чего?
-Да собачка его вместо ключа ему в руку вложила котёнка, ответила соседка с занавеской в руке и всхлипнула.
- Ну, тогда. Ну тогда, нашлась молодая женщина с третьего этажа. Я их приглашу на обед. А то, как-то неудобно.
-Конечно пригласи. Обязательно пригласи, молодка. Ты посмотри какой хороший мужик. Душевный. Есть чем угостить то, а то мы сейчас занесём.
-Да есть, ответила женщина с третьего этажа и побежала переодеваться, а через пять минут.
Через пять минут, она стояла возле яростно ругавшего свою собачку сантехника. Котёнок тем временем перебрался на его колени и свернувшись клубочком заснул. Его совершенно почему-то не пугала грозная ругань человека.
-Мужчина. Мужчина, вы почему ругаетесь, спросила женщина.
И сантехник посмотрев на неё снизу-верх, стал жаловаться на свою собачку. И ключи она не те подаёт и котёнка вот притащила.
-Ну, тогда пойдёмте, перебила его молодая женщина с третьего этажа. Я вас борщом с котлетами угощу. А то нехорошо как-, то . Вы совсем без обеда. Идёмте и животных своих забирайте, мы найдём, что им поесть.
Сантехник встал и пошел по направлению к дому, придерживая спящего котёнка правой рукой. Смешная рыжая собачка прыгала рядом, пытаясь достать малыша и лизнуть. А соседки.
Соседки наблюдали это и улыбались, а та, которая держала в руках занавеску сказала.
- Что-то я совсем слаба на нервы стала. А может, это просто соринка в глаз попала и опять вытерла глаза.
Сантехника теперь дома ждут трое. Его жена, большой наглый серый кот и маленькая рыжая собачка с хвостиком лихо закрученным вверх бубликом. А соседки.
А что, соседки, дамы и господа. Соседки – они, дело житейское.
О чём это я? Да, Бог его знает.
Наверное, мне тоже соринка в глаз попала.
Вот такая история."
"Журавлик.
— Фамилия, имя, отчество, если есть, — негромко прохрипел старик, глядя на молодого человека в изодранной одежде со множеством кровоподтеков.
— Журавль Дмитрий Олегович.
— Журавль, значит, — почесал старик длинную бороду.
— Что же ты не взлетел, когда в обрыв сиганул? — старик говорил медленно. От его сиплого голоса клонило в сон.
— Это, по-вашему, смешно?
— Хм. Не знаю, кроме тебя здесь никого, вот ты мне и скажи, смешно тебе?
— Не очень.
— Знаешь, я, между прочим, редко шучу, возможно, поэтому получается так себе. Люди почему-то никогда не хотят меня слушать, огрызаются или, и того хуже, начинают мне хамить. Можно подумать, что это моя вина, что они попада…
— А можно уже зайти на борт?
— Ну вот, опять. Я пытаюсь завести беседу, быть вежливым, а мне дерзят.
На старика с веслом в руках парень смотрел с видом полного безразличия и нетерпения. Последнее, о чём он мечтал в этот момент, была бесполезная болтовня, которую затеял перевозчик.
— Плату за проезд приготовил?
— Какую ещё плату?
— Обычную. Мне нужна монета, чтобы я смог пропустить тебя вперед. Те, кто платят, едут первыми, остальные стоят в очереди.
— Но я здесь один!
— Это ты сейчас один. А через пять минут тут будет целый самолёт, который разобьется в поле.
— Тогда нам нужно поспешить. Могу я уже зайти на борт?
— Ну… В принципе, можешь, проходи.
— Гав! — эхом разлетелось по всему подземелью.
Глаза у старика, наконец, вылезли из-под густых бровей. Он прокряхтел что-то и поковырял пальцем в ухе, явно подозревая, что у него начались проблемы со слухом.
— Ты чего гавкаешь? — спросил он у парня.
— Да так… Нервничаю просто, всё-таки в царство мёртвых не каждый день попадаешь.
— Ну да, ну да, ты прав, ладно зале…
— Гав-гав! — раздалось снова.
Старик смотрел на парня, и тот явно изменился в лице, а потом пару раз гавкнул, но этот лай совершенно не был похож на тот, что звучал ранее.
— Ты что, думаешь, я совсем дурак?
— Нет, говорю же, нервничаю.
— Ага. Невроз. Ты в курсе, что с собаками сюда нельзя?
Парень хотел было возразить, сказать старику, что тот маразматик и ему давно пора на пенсию, но тут из-за его спины выбежал небольшого вида пёс, чья шерсть была изодрана и зияла свежими ранами.
— Гав-гав-гав! — радостно здоровался лохматый барбос, виляя обрубленным хвостом.
— Можно, я возьму его с собой? — голос парня больше не звучал так же надменно, как несколько минут назад.
— Ну разумеется!
— Правда? — обрадовался молодой человек.
— Разумеется — нет. Ты что, с ума сошёл? Собакам не место в царстве мертвых людей, у них своё ведомство: радуга, собачий рай. Я, честно говоря, без понятия, но в мою лодку этот тип не сядет, — отмахивался веслом старик от намеревавшегося плыть с ним пса. — Ты что, блохастый, не слышал? Фу, пошёл вон! Эй, скажи ему!
— Не могу, это не мой пёс, я подобрал его на дороге, прежде чем случилась авария, я даже не знаю, как его зовут.
— Ну, ты взял его, ты за него и в ответе, давай забирай его, самолёт уже идёт на посадку, тут сейчас будет как на МКАДе в шесть часов вечера.
— Разряд, — послышался откуда-то новый голос.
— Что это?
— Это доктора пытаются тебя реанимировать.
— Так я, возможно, не умер?
— Это уже от них зависит. Мне, честно говоря, плевать. Всё, у меня самолет приземлился, сейчас попрут, решай быстрее, идёшь в лодку или нет?
— Ещё разряд, давайте укол!
Парень посмотрел на свои руки и те, кажется, стали растворяться на глазах.
— Есть пульс!
— Я…Я, что ли, оживаю?!
— Похоже на то, поздравляю, — сухо произнес старик, глядя на тающего в воздухе парня, а потом вдруг опомнился. — Эй, собаку забери! Эй! Стой! — старик пытался поймать парня веслом, точно крюком, но оно пролетало сквозь тело.
Парень исчез, а на его месте уже стояла толпа с только что разбившегося лайнера.
— Пропустите, я первая стояла! — визжала какая-то тетка, держа за руки двух неуправляемых карапузов, что без конца дрались между собой и орали.
— Спокойно, мамаша, очередь согласно купленным на рейс билетам! — не давал ей проходу обгоревший на солнце здоровяк с переломленной шеей.
— Да что же это такое, я даже после смерти должна терпеть этот бардак? Эй, кучер! Уважаемый! У вас тут ещё лодки есть?
Старик тяжело вздохнул, глядя на эту неорганизованную толпу и, как всегда, следуя протоколу, начал принимать пассажиров.
— Все, у кого есть монета для проезда, прошу пройти вперед, остальным ожидать в порядке очереди, — монотонным голосом произнес мужчина, явно не надеясь на то, что его будут слушать.
Люди перли вперед, толкались, кричали, дрались.
— Повторяю! Все, у кого есть монета… Эй! А ну пошел вон! Я кому говорю, отойди от лодки! — закричал он на самого наглого паренька в деловом костюме.
— Да ты знаешь, кто я такой?! — взъерепенился тип и полез во внутренний карман пиджака, из которого выудил ксиву.
Старик шибанул по руке наглеца веслом, и ксива утонула в черной как космос воде.
— Да ты чё?! Совсем охренел?! — бросился парень на перевозчика, и тот уже приготовился дать ему веслом по голове, как вдруг из толпы вылетел пёс и вцепился парню в ногу.
— Ай! — завизжал «костюм». — Фу! Фу, я сказал! Уберите пса!
Но пёс вцепился в его ногу мертвой хваткой. Он рычал и дергал мордой, чтобы посильнее прокусить плоть.
— Аааа! Ладно, ладно! Я понял, отхожу! — верещал молодой мужчина. Пёс отпустил его и встал перед лодкой, обнажив зубы.
Толпа подалась назад.
Очумевший от произошедшего старик смотрел с недоумением на пса и на испуганную ватагу людей.
Выйдя из оцепенения, он прокашлялся и начал заново:
— Все, у кого есть монета для проезда, прошу пройти вперед, остальным ожидать в порядке очереди.
— Да нет у нас монет! — крикнула стюардесса с задних рядов.
— Тогда в порядке очереди. Согласно возрасту. Старики вперед.
Первым из толпы вытолкнули какого-то хромого деда, который, судя по виду, и без авиакатастрофы был на пути в царство мёртвых.
Мужчина дрожал как желе, он меньше всего хотел, чтобы пёс вгрызся в его практически торчащие наружу кости, проступающие через тонкую кожу, но толпа уверенно толкала его вперед и он, прихрамывая, сдался на волю судьбы.
Пёс гавкнул, и мужчина икнул от страха. Но затем мохнатый страж отошел в сторону, пропуская первого пассажира. Дедушка аккуратно поставил ногу на судно, затем вторую. Перевозчик душ оттолкнулся веслом от берега, и пес тут же запрыгнул в лодку. Он положил свою морду на колени к хромому, а тот принялся гладить животное и благодарить его за разрешение пуститься в последнее плавание.
Паромщик грёб веслом чёрную водную гладь и думал над тем, как теперь будут обстоять его дела с учётом нового жителя подземного мира, от которого, судя по всему, так просто не избавиться. Когда он высадил первого пассажира и поплыл обратно, пёс уставился на него своими маленькими блестящими глазами, в которых отражалось неприкрытое любопытство.
— Хочешь, я расскажу тебе шутку? — прервал, наконец, молчание старик.
Пёс радостно гавкнул и мужчина, прокашлявшись, начал рассказывать анекдот, который придумал пятьсот лет назад. Он сбивался и путался в именах героев, но пёс всё равно вилял хвостом и тяжело дышал, выказывая свой интерес. Когда старик закончил и спросил: «ну как?», пёс снова подал голос, явно одобряя юмор, и лизнул морщинистую руку паромщика. Губы хмурого перевозчика изобразили что-то вроде улыбки, и он погладил пса по лохматой голове.
— В конце концов, у Аида есть Цербер! А мне, что ли, нельзя завести пса?
Пёс чихнул, словно подтверждая правоту старца.
Лодка пристала к берегу, и толпа уже готовила нового претендента на переправу.
— Скажите, а как зовут вашего охранника? — поинтересовалась женщина, которой выпала следующая очередь.
— Журавлик. Его зовут Журавлик, он назван в честь того, кто спас две одинокие души."
(с) Александр Райн
"Сашка растирал кулачком слезы по щекам и продолжал всхлипывать. Осенний холодный дождь противно трусил на остывающую землю. Мальчик зябко поежился и присел на лавочку. Собака, старая, облезлая дворняга, улеглась возле его ног и обреченно, устало вздохнула, совсем как человек, положила морду на лапы и закрыла глаза. Сашка погладил собаку, шерсть у которой была облезлая, в катышках, грязная, какого-то неестественно бурого цвета. Она шевельнулась, поджала под себя лапы, вся собралась, уменьшилась, получилось грязное, жалкое колечко, которое подрагивало и слабо, жалобно поскуливало…
Мальчик смотрела на своего друга и думал о том, что ему теперь делать с собакой, которую отчим категорически приказал убрать со двора или он пристрелит ее. Вот этого-то как раз Сашка допустить не мог. Лайку мальчик любил. Такое красивое имя было у старой, замшелой дворняги! Так ее назвал мальчик, когда три года назад она прибилась к их двору. Несколько дней она сторожила его у забора и каждый раз, когда он выходил за калитку, ластилась к нему, заглядывала в глаза и всем своим собачьим видом показывала, что ей нужен хозяин. Сашка упросил мать привести собаку во двор.
Ну, никак не подходило имя Лайка к этой дворняге, но именно так ее и назвал Сашка, а собака откликалась на это имя с радостью и глухим, горловым лаем. Мальчик еще подумал тогда, что дворнягу, наверно, в жизни много обижали, потому что уж больно жалостлива была она в своей собачьей преданности.
Когда в доме появился отчим, Сашка по-детски отчаянно затосковал и вовсе не потому, что любил родного отца, - родного отца он никогда не видел и никогда ему о нем мать не рассказывала, а мальчик своим детским умом понимал, что матери эти расспросы были бы неприятны. Отчим не то чтобы строг был с мальчиком,- нет, он, казалось, не замечал его. Вот как будто Сашки вовсе нет в доме.
И как только мальчик не старался привлечь его внимание! Утром выносил мусор, во дворе подметал, даже машину отчима как-то помыл – все бесполезно. Всеволод Владимирович скользнет по нему взглядом, кивнет головой и все!
А мать на глазах расцветала. Сашка никогда раньше не видел ее такой счастливой. Отчим ей наряды покупал, она часто смеялась и все старалась угодить этому Всеволоду… Пироги стала печь. Вот сколько помнил себя мальчик, мать никогда не пекла, блины и те не получались у нее. А когда в гости приедет бабушка, тогда в доме праздник, потому что так приятно и сладко пахнет сдобным тестом! Тут тебе и пироги, и торты, и булочки с изюмом…
Ради отчима мать научилась управляться с тестом. Обидно Сашке, досадно, потому что он как бы лишний стал в семье. Каждые каникулы его спроваживают к бабушке. Он, разумеется, не против, но раньше мать с сыном надолго не разлучалась. Даже в лагерь не отправляла, а теперь за прошедшее лето Сашка в двух лагерях побывал. Хорошо отдохнул, в море купался… А на душе все-таки было тоскливо.
Куда же девать Лайку? Она же старая, больная, вот глаза постоянно слезятся. Лает она так же громко, но лай стал каким-то бесцветным, однообразным, словно вынужденным. Эх, сколько с верным дружком переговорено, пережито…Сашка по привычке пожалуется собаке на свою жизнь. Оно, конечно, он сыт и одет, компьютер вот купил отчим, да только Сашке нет радости в доме. Вроде никто его не обижает, но и ласки к нему никто не проявляет. Обидно мальчику, что его место как бы занято другим, чужим ему человеком, а для матери этот человек стал родным.
- Что, Лайка, плохо нам? – мальчик потрепал собаку за уши, горько вздохнул. По щеке скатились горошинами предательские слезы.
Лавочка стала совсем мокрой: дождь усиливался… А мысли мальчика плели замысловатое кружево детских обид. Когда Сашка приехал с моря, то заметил округлившийся живот матери, ее блестящие глаза, которые светились радостью. Вот тут он окончательно струсил: ребенок будет желанным для Всеволода Владимировича, а он, Сашка, вроде бы как будет на втором плане. Может быть, его даже отвезут к бабушке, которая уже предлагала забрать внука к себе, чтобы он учился у нее в поселке. При одной мысли о том, что придется уехать из родного дома и подолгу не видеть маму, у мальчика пот струился между лопаток и предательски потели ладони.
Он давно уже заметил за собой такую странность: когда волновался, покрывался липким потом. Бабушка говорила, что эта особенность у них семейная, вроде дед, которого Сашка никогда не видел (он умер, погиб в шахте), тоже так реагировал на волнение и опасность. А еще бабуля говорила, что у деда в минуты душевного подъема, как она называла самые счастливые минуты жизни, на лбу появлялась тоненькая складочка над правой бровью. Но такой приметы у мальчика точно не было!
- Теперь родится любимый сыночек, будут с ним носиться, сюсюкать, а мы с тобой, Лайка, мешаем им. – Столько добра будущему малышу уже накупили: и кроватку, и коляску, и игрушки, и пеленки, распашонки разные... Комнату для будущего малыша обклеили такими красивыми обоями! А в моей комнате обои исписанные, я еще в первом классе их разрисовал… от злости, когда мать в дом чужака привела.
Да если честно, то не нужны эти обои Сашке. Плевал он на них! Вот учебный год с двумя тройками закончил, так мать даже не поругала его. Так обидно стало мальчику! А вот бабуля попеняла его за учебу, пристыдила. Может быть, уехать к бабушке и там в школу ходить? Бабуля добрая и, наверно, разрешит взять с собой Лайку. Сашка вспомнил, как зло и категорично отчим сказал сегодня днем:
-Чтобы я эту паршивую псину во дворе больше не видел! Она же, наверно, заразная, посмотри, какая шерсть у нее! Куда хочешь уведи ее, иначе пристрелю!
А мать промолчала, не заступилась за Лайку. Как же Сашка друга своего бросит в беде? И не заразная Лайка, а просто старая, от старости и шерсть клоками выпадает. Сашка в интернете об этом читал. Он, вообще, эту ночь плохо спал. Переписывался с виртуальными друзьями, которые держали своих собак даже в квартирах, пожаловался им на свою проблему, а друзья посочувствовали и предложили ему объявить отчиму бойкот. Нет, вот этого Сашка решительно не мог сделать! Миром в семье он дорожил и больше всего на свете не мог видеть заплаканные материны глаза. Женские слезы на него наводили страшную тоску и ощущение глубокой вины. Бабуля всегда говорит, что из ее любимчика внучка Сашеньки получится хороший муж и отец.
Мальчик зябко передернул плечами, а дождь усиливался, а он все так же сидел на лавочке, и собака преданно сидела рядом, тоже вздрагивая от холода. Сашка почувствовал озноб, подумал о том, что надо вот встать и идти домой, кажется, он простыл… Нет, никуда он не пойдет, вот будет здесь упорно сидеть, потому что никому он в этом доме не нужен: там теперь ждут другого, желанного ребенка, а его любимого дружка Лайку выгнали…
Он стал путаться в мыслях, сбиваться… Собака встала, тоскливо посмотрела на мальчика, отряхнулась и завыла. Надо же! Никогда Сашка не слышал, чтобы Лайка выла. Чего это она? Неужели ей страшно? Так ведь не бросит в беде он своего дружка, не бросит ни за что на свете!
Собака продолжала выть, голос ее становился все громче, казалось, что она напрягается и выкладывает в этот тревожный вой все свои последние жизненные силы. Мальчик потихоньку сполз с лавочки на землю. Лицо его горело, потрескавшиеся от жара губы что-то шептали уже в бреду. Лайка тормошила его, носом тыкалась в щеки, облизывала их, чувствуя шершавым языком жар, и выла, выла отчаянно, потом грозно, по-дикому, как-то по-волчьи…Потом она заметалась около калитки, которая была плотно закрыта, с тоской посмотрела на забор, собралась с силами, отбежала в сторону и…
Лайка перескочила через забор и плюхнулась на землю обессиленная и почти полуживая. Несколько минут лежала неподвижно, а потом медленно, на трясущихся от слабости лапах встала и поковыляла к крыльцу дома, приоткрыла лапой незапертую дверь и опять завыла, громко, тревожно, отчаянно…
Когда мальчик открыл глаза, в больничной палате вокруг кровати сгрудились все: мать, бабуля и отчим. Женщины, конечно, плакали. Сашка ощутил липкий пот, который предательски заструился между лопаток.
- Боже мой, сыночек, любименький мой, мы же думали, что ты к товарищу в гости пошел и из-за дождя задержался! Врач сказал, что у тебя двустороннее воспаление легких и нервный срыв. Ты же моя надежда. Вот рожу тебе сестричку, а ты будешь помогать ее нянчить. Мне без тебя, сынок, никак нельзя!
Бабуля молчала, только вытирала платочком слезы и жалостно вздыхала. Мальчик подумал о том, что бабуля, наверно, круто, как она всегда говорила, побеседовала со своей дочерью и зятем. По характеру бабуля была женщиной суровой и жесткой, но внука любила без памяти, потому что он, по ее утверждению, был копией деда.
Отчим подал руку мальчику, тот ее пожал, но слабо. Всеволод Владимирович виновато покачал головой:
-Спасибо Лайке, она так выла в коридоре, что мы поняли, что с тобой что-то случилось.
- А что с Лайкой? – мальчик приподнял голову с подушки и с надеждой посмотрел на маму и отчима.
- Да все нормально с Лайкой, Всеволод ей соорудит новую теплую конуру. Она теперь у нас герой. Тоже ждет тебя, а ты быстрей выздоравливай! Всеволод вот завтра новые обои поклеит в твоей комнате, выберем обои с веселеньким рисунком! А ты должен нам пообещать, что троек больше в дневнике не будет, ты же раньше так хорошо учился! - мама смахнула слезу, улыбнулась.
Мальчик согласно кивнул головой и тоже улыбнулся. Приятно, что о тебе так заботятся, а он выдумал что-то несуразное, обидное, а его, оказывается, так любят!
- Сынок, ты прости меня! - отчим досадливо крякнул, видно, что эти слова ему давались с трудом, но он произнес их, присел на край кровати, вытер ладонью пот со лба и вдруг засмеялся…
Все: мама, бабушка и даже мальчик - все засмеялись. Несмотря на то, что за окном полоскал злой, надоевший дождь, в больничной палате стало уютно, даже как-то солнечно, по-домашнему дружно, тепло. Мальчик счастливо зажмурил глаза и неожиданно заснул. Во сне улыбался, сопел, у него смешно подрагивали ресницы, а на лбу, над правой бровью, обозначилась тоненькая складочка… "
Однушку в новостройке Ромка купил за гонорар, точнее за два. Оба заказчика договор выполнили четко. Ромка купил, когда и дома то не было, сваи забивали. А теперь уже выплатил почти все, и въехал. Вместе с ним, в соседнюю квартиру, заселился высокий черноглазый мужчина, по виду и выправке - военный. Яркий, седеющий южанин, шевелюра эдакая - перец с солью. Они помогали друг другу таскать мебель, одалживали инструмент, а потом распили на Ромкиной кухне коньяк, принесенный соседом.
- Салих, - протянул Роме руку сосед.
- Роман, - протянул руку Ромка.
Они ломали шоколадку, брали на маленькую вилочку дольки лимона, перекинулись парой слов о замках и дверях. И загадочный Салих ушел к себе.
Работа затягивала Ромку с головой, и как то, решив пригласить к себе девушку, он понял, что привести ее стыдно. Выручила мама.
- Зарабатываешь ты хорошо, деньги есть, найми человека.
- Кого? Жуликов полно и мошенников.
- Хотя бы Марию Ивановну, ту, что у нас убирала и готовила, когда я с отцом по командировкам моталась. Телефон у ней тот же.
И Ромка нанял. Квартира заблестела чистотой, а в холодильнике появились борщ и котлеты, или жареная курочка, или запеченная буженина. На ужин, к другим блюдам, обязательно ставился салат с помидорами и огурцами. Мария Ивановна, полная, молчаливая и строгая женщина лет около сорока, вкусы 24-летнего Ромки знала уже лет 10, была ненавязчива и незаметна. Ромка не понимал, когда она успевала все сделать.
Со Славой, Ростиславом, Рома дружил лет 20, и в тот день зашел поздравить с 25-летием. Притащил подарок, дорогую, бошевскую кофеварку. Слава был кофеман, интраверт, и кандидат наук. У Славки имелась породистая шикарная сука Лада, знавшая полсотни команд, невообразимо умная. Роме иногда казалось, что именно Лада написала Славе диссертацию.
- Слышь Романтик, ты можешь меня выручить?, - спросил Славка,- всем щенкам Ладкиным я имена придумал, а одному ну никак, эдакий он человек в себе, загадочный, замкнутый, и самый шикарный. Ну вот удивительно, всех забронировали, а этот, самый красивый и породный, словно ждет своего человека. Надо на букву "С", клуб букву дал.
Рома зашел в семиметровую Ладину комнату. Четверо щенков кинулись к его ногам. А один стоял в стороне, гордый, отстраненный, прямо с военной выправкой, повернул шикарную голову в сторону Славки, вздохнул и снова отвернулся. Шерсть окраса перец. с солью блестела.
- Ну прямо вылитый Салих, - засмеялся Ромка, - даже шевелюра такая же.
- Пусть будет Салих,- ответил Слава, - может это имя принесет ему удачу.
В следующий раз Рома увиделся с Ростиславом через несколько месяцев. Славка возник на его пороге. Да не один, а с Салихом.
- Спасай друган, великобританцы пригласили на четыре месяца, а там карантин на собак пол года. Ладу мама забрала, а Салиха отказалась, говорит, что не по силам ей две собаки, тем более мелкий. Не продался он у меня, не понимаю почему. Видно потому, что ни к кому не бежал, отходил, и всем видом показывал, что люди ему не нравятся. Может ты найдешь с ним общий язык? Он не гадит, к выгулу приучен, не лает, знает команды. Но нежностей не любит, как был человек в себе, так и остался.
Роман почесал в голове, поставил большую клетку в спальне, расстелил внутри подстилку. Здоровенный мешок с кормом пристроил в кладовке. Миски отнес на кухню. Провел Салиха по квартире. Тот прошелся с видом лорда, осматривавшего задний двор, попил воды и улегся в клетке. Даже не взглянул на Славку.
- Вот ты видишь Романтик, какой это ... аристократ. Ведет себя, будто меня и нет. Оскорбился. Деньги я на кухонном столе положил, в конфетнице, мало ли, на ветврача или игрушку купить. Ну бывай, побежал. Самолет вечером.
- Бывай, хорошей поездки.
Ростислав не обманул, Салих не лаял, не гадил, гулял с удовольствием и пять минут, и два часа, в выходные ездил со Славой на рыбалку. Но хвостом не вилял, на руки не лез, и голову погладить не подставлял. Держал дистанцию.
Письмо на электронную почту пришло неожиданно. Дед в Москве тяжело заболел, готовили к операции, старик просил приехать, боялся не пережить. Взять с собой собаку, в кавартиру деда-астматика было не возможно. И Роман позвонил в соседскую дверь.
- Здравствуйте Салих, я вынужден обратиться к Вам с просьбой. Я хорошо заплачу...
И Салих неожиданно согласился, только по лицу пробежала тень улыбки, когда он услышал имя собаки.
Роман оставил соседу телефон Марии Ивановны, на всякий случай, ключи от своей квартиры, все что нужно для собаки. И улетел в тот же день.
Операция прошла тяжело, понадобилась вторая. Роман так закрутился, что опомнился только через 10 дней. Позвонил по скайпу Мариии Ивановне.
- Тетя Маша, как там дела?
- Не волнуйся Ромочка, занимайся Аркадием Семеновичем, все хорошо. Салих твой, который собака, ласковый . Салих, тот который сосед, человек отличный, общительный, душевный, я им помогаю. Они сейчас гуляют, а я вот хаш из говядины готовлю.
- Спасибо тетя Маша, привет Салихам.
А Роман удивился. Ласковый пес Салих? Да он хвостом не вильнул за все свои 10 месяцев. Общительный сосед? Он никому и пол слова не сказал, за полгода Рома слышал от него пару фраз. А другие ничего не слышали. Разгадывать эту загадку Роман решил потом.
Вернулся он через 2 месяца, когда дед уже твердо стоял на ногах. Ночной город жил своей жизнью. Рома тихо зашел в квартиру. Все сияло чистотой, в вазочке стояли пушистые астры. На плите еще горячий борщ. Рома вышел на лоджию. На соседской горел свет. В кресле сидел Салих и читал газету, у его ног, положив шикарную, породистую голову на колени, сидел пес. Эдакие красавцы, оба - перец с солью. Салих- собака тихонько ткнул Салиха в колено, тот поднял голову.
- Здравствуйте Роман.
- Здравствуйте Салих. Сейчас заберу собаку и рассчитаюсь с Вами. Сколько я Вам должен?
- Давайте все решим завтра. Денег Вы мне не должны.
Салих остался жить у Салиха. А Роман наверстывал пропущенную работу.
Наконец приехал подзадержавшийся на острове Слава.
- Привет Романтик, как там мой Салих?
- Хорошо, кажется Салих нашел хозяина.
- А кого?
- Моего соседа. Он приглашает нас в азербайджанский ресторан, вечером, в субботу, хочет с тобой поговорить насчет собаки. Нас довезут.
- Добро.
В ресторан они ехали всей компанией. Оба Салиха, Ромка, Славик, и Мария Ивановна.
В отдельной комнате был накрыт шикарный стол. Салих заговорил со Славкой о покупке собаки.
- Говори свою цену, заплачу любую, торговаться не буду.
- Договоримся, - ответил Слава,- надо же, ведь этот кобель самый лучший щенок в помете, породный, шикарный, и так долго не продавался. Видно он ждал своего человека.
- Да, - заулыбалась Мария Ивановна,- он долго ждал своего человека, как и я. За стол, садимся за стол, мы ведь расписались с Салихом. Ах какие красивые у меня мои мальчики, шикарные, оба перец с солью..."
"...Большая рыжая собака лежала на асфальте.
Именно туда её и принесли бывшие хозяева. Люди, так сказать. Куда делись щенки, было неизвестно. Только торчащие соски выдавали в собаке маму. Да ещё тоска в глазах. Бесконечная, такая, знаете ли, тоска. Неизбывная.
Она и не пыталась бегать за людьми и просить поесть. И к мусорке не подходила. Она тихонько умирала.
Очень тихонько, совершенно никого не беспокоя и не отягощая своим присутствием. Она лежала, свернувшись калачиком возле небольшого заборчика, отделявшего тротуар от жилых домов. Иногда тяжело вздыхала. Наверное, вспоминала своих исчезнувших щенят. Соски набухли и болели, но что поделаешь.
....Маленькая кошечка, "непойми какой породы" и цвета наткнулась прямо на большой торчащий наружу живот рыжей собаки. Совсем ещё котёнок, кошечка ткнулась носом во вкусно пахнущий и тёплый сосок, и вдруг открыв маленький розовый ротик схватила его.
Рыжая собака дёрнулась и скосила глаза. Она с удивлением увидела, как маленький бело-рыжий котёнок сосёт её молоко. Тяжело вздохнув и посмотрев на малышку, собака свернулась вокруг неё колечком и стала облизывать. Насосавшись молока, кошечка долго мурлыкала под собачьим языком, а потом уснула....
Так она и осталась возле выброшенной и осиротевшей собаки. Только, вот теперь у новоявленной мамочки возникла проблема. Первая, радость – появился щенок. Ну, не совсем щенок. И собачка скосила глаза на кошечку. Радость, всё-таки. Есть о ком заботиться.
А, вот второе – это то, что умирать теперь никак.
На второй день смертельно проголодавшаяся кормящая мать встала с асфальта и пошла искать еду. Кошечка побежала следом. Это ведь её мама. Она тёрлась о собачку головой и всё время возбуждённо рассказывала ей что-то своё. А кому ещё рассказать, как не маме?
Вот только, где найти еду большая худая рыжая собака не знала. Ведь раньше ей давали корм, а теперь куда идти? И тут помог её новый щенок, то есть котёнок. Кошечка, увидев, что мама не знает где поесть, толкнула её головой и повела вперёд.
Подойдя к свалке малышка оставила внизу растерявшуюся собаку и полезла наверх. А через пару минут появилась с большим куском пиццы. Она поднесла её к собаке и положив возле её ног потёрлась о свою новую маму.
Мама поела, и они пошли на старое место. Конечно, наверное можно было найти место и получше. Но, во-первых, большая рыжая собака не знала таких мест, а во-вторых она думала о своих щенках.
А вдруг.... Вдруг....
Так они и жили там. Месяц.
Кошечка научилась носить еду своей собачьей мамочке прямо туда. А потом прижималась к ней и тихонько мурлыча засыпала. Засыпала и собака, обернувшись колечком вокруг своего котёнка. А люди ходили вокруг. Всё время проходили вокруг. Спеша куда-то. Наверное, очень спеша. Потому, что остановится, покормить или просто погладить собаку приютившую котёнка у них времени так и не хватило.
А потом пошли дожди. Холодные, осенние дожди. И большая рыжая собака закрывала своего котёнка от пронзительных обжигающих струй падавших с неба. Люди теперь не проходили, а пробегали. Они кутались в плащи и прикрывались зонтами. А собака смотрела на них. Теперь просительно. Она очень хотела, чтобы они забрали её кошечку. Чтобы хоть ей повезло в жизни.
Большая, черная машина пролетела совсем рядом разбрызгав воду из лужи. Облив прохожих и собаку с котёнком. Собачья мамочка плотнее обернулась вокруг своего сокровища, надеясь защитить её от холодной воды. Люди вокруг чертыхались и махали вслед машине кулаками. Но никто даже не обернулся на собаку прикрывшую собой своего пушистика.
Она не обижалась. Она давно привыкла к тому, что люди проходят мимо, а машины проезжают.
...Прямо напротив её глаз остановились два больших мужских ботинка. И голос - удивительно мягкий и не похожий на мужской, - сказал:
- Господи. Господи. Да что же это такое? Как же это так...?
Собака подняла голову и увидела лицо пожилой женщины.
Большие растоптанные мужские ботинки не по размеру принадлежали ей. Доброе лицо наклонилось, и собака давно отвыкшая от внимания вдруг замахала хвостом и улыбнулась. Она подвинулась и глазам женщины в стареньком плаще предстала маленькая кошачья мордочка, смотревшая на неё снизу-вверх.
На лице женщины сперва отразился полный шок, а потом она вдруг опустилась на колени, прямо на мокрый холодный асфальт, и достала котёнка из объятий его собачьей мамы.
Кошечка сперва радостно мяукнула и потёрлась о добрые и тёплые руки, но потом...Потом вдруг вырвалась и прыгнула поближе к своей маме.
Так они и смотрели на женщину в больших растоптанных ботинках. Прижавшись друг к другу и дрожа.
Женщина ещё раз взяла кошечку на руки и сказала твёрдым, решительным голосом, не терпящим возражений.
Правда, почему-то, он у неё всё равно дрожал.
- Пойдем-ка ко мне домой. Где трое там и ещё двое поместятся. Ничего. Проживём.
Большая рыжая собака радостно виляла хвостом и заглядывала благодарно в глаза женщине. У неё и мысли не промелькнуло, что её тоже могут взять... Самое главное....Главное было то, что добрая женщина в больших мужских растоптанных ботинках заберёт в тепло её котёнка....
Кошечка жалобно закричала и протянула лапки к своей маме.
- Да возьму. Возьму я её..., - успокаивала женщина кошечку, гладя её по голове.
-...Ну, пошли, пошли, что смотришь, - сказала она собаке и , поднявшись , показала той знаками, чтобы она шла за ней.
Собака вскочила и с радостным весёлым лаем запрыгала вокруг своей спасительницы, поднимая веера брызг из холодных луж.
- Побежали быстрее, - сказала женщина и сложив зонт, положила его в сумку.
А потом...
..Потом прижала к себе котёнка и смешно топая по осенним лужам большими мужскими растоптанными ботинками, побежала по направлению к одному из домов.
За ней прыгала большая рыжая собака. Она всё пыталась заглянуть на руки женщины и увидеть своего щенка. Прошу прощения - котёнка....
А с неба всё шел и шел противный холодный дождь, закутывая город в осеннюю слякоть и холод.
И люди шли по своим неотложным делам, завернувшись в плащи и прикрывшись зонтами.
А большие черные машины проносились мимо, обливая их струями воды из луж. И свинцовое небо сердилось и хмурилось.
Хотя. Нет. На одну. Только одну секунду, тучи вдруг раздвинулись и из мрака дождя и холода один единственный луч упал на землю.
И в этом луче были пожилая женщина в больших разбитых мужских ботинках с котёнком на руках, и большая рыжая собака не замечающая ничего вокруг и весело прыгавшая возле неё. Они спешили домой...
Почему. Почему, дамы и господа. Ни машины, ни люди так и не увидели ничего.Почему это всегда замечают женщины в старых, разбитых мужских ботинках не по размеру?
Может, у них глаза устроены иначе?
А может, они смотрят на наш мир другим взглядом?
Не знаю.
............"
"Зима уже наступила, а снега все не было. Конец декабря, а осень никак не желала уступить место. Северный ветер принес с собою холод. Серое небо нависло над городом. Тяжелые ледяные капли барабанили по жестяным крышам, выбивая дробь безумной мелодии.
Дождь не прекращался два дня, навевая уныние. На третий день на притихший город посыпался первый робкий снег.
Пушистые снежинки ложились на голые ветви деревьев, выбеливая их. Ветер разносил колкие ледяные иглы.
Они весело кружили над фонарными столбами. Снег припорошил дорожки, осел на подмерзших лужах.
К ночи разыгралась настоящая метель, танцующая в синем небе среди загорающихся звезд. Она крутилась вокруг лавок, поднимала снежную пыль.
Стекла звенели, жестяные крыши грохотали от порывов ветра. Лужи покрылись слюдяной коркой, блестевшей от света фонарей.
Утром метель стихла. Снежинки таяли, а свисающие с крыш нити сосулек хрустальным бисером падали вниз. Воздух наполнился запахом мокрых листьев, лежащих под тонким слоем снега. Серая хлюпающая слякоть покрыла тротуары.
Лидия Ивановна вздохнула и отошла от окна. Она взглянула на часы: десять утра! Неужели проспала? Но тут же успокоилась: воскресенье, библиотека закрыта.
Женщина налила чашку чая и села за стол. До праздника остались два дня. Нет, гостей она не ждала. К шестидесяти годам у других есть дети, внуки.
Она же была одинока.
С мужем давно развелась, а единственный сын Павел погиб в Чечне. Поначалу было тяжело, хоть волком вой. Не могла смириться. Как во сне прошли похороны, соседи помогли. Сама бы не справилась.
Долго еще вздрагивала от телефонных звонков и стука в дверь. Казалось, откроет, а там Паша, живой...
Жить не хотелось, только работа спасала. Но воспоминания не отпускали.
Женщина прошла в комнату, включила телевизор, села в кресло. Новогодние рекламы и поздравления мелькали на экране. Мальчик, похожий на ее Пашу, обнимал маму. По щеке скатилась слеза.
Когда Павел погиб, ему было всего восемнадцать, совсем мальчишка. Проклятая война отняла у нее все: ребенка, счастье и радость. Не осталось ни желаний, ни надежд.
Каждый Новый год был похож на предыдущий: стол украшали традиционный салат " Оливье",
вареный картофель с ломтиками селедки и ароматные мандарины. Маленькая елочка стояла на подоконнике, сверкая мишурой.
Лидия Ивановна выключила телевизор, встала и выглянула в окно: снова шел снег. Острая необходимость посетить могилу сына подтолкнула ее одеться, положить в сумку мандарины, пару елочных шаров и выйти на улицу.
Воздух был холодным и пах свежестью. Не смотря на погоду, автобус приехал быстро. До места она добралась минут за сорок.
Лидия Ивановна не спеша шла по заснеженной дороге. Подойдя к воротам, поздоровалась со сторожем.
Павла похоронили под разлапистой елью, ее было видно издали. Под ногами скрипел снег, здесь он не таял, а ложился ровным слоем.
На могилу женщина положила мандарины, елочные шары и пару конфет. Смахнув со скамейки снег, она присела.
Тихо падали снежинки, мороз пощипывал щеки. В ветвях ели, нахохлившись, сидели воробьи.
Женшина смотрела на портрет на памятнике. Павел был в форме и улыбался. Таким его все и помнили.
- Вот, сынок, пришла к тебе,- тихо сказала мать.- Ты ведь так любил Новый год. Принесла тебе мандарины.
Вспомнила, как они с сыном обменивались подарками. Паше нравилось делать сюрпризы.
- Плохо без тебя, сынок, одиноко. Лежишь тут один. Хоть бы знак подал, что слышишь меня.
Женщина опустила голову и всхлипнула. За спиной послышался странный звук, похожий на вздох. Она обернулась.
На снегу сидел рыжий щенок, дворняжка. Он покачивался на тонких лапках. Испуганные глаза смотрели на женщину.
Щенок продрог, мокрая шерсть топорщилась на спине.
- Иди сюда, малыш,- ласково позвала женщина.
Щенок неуверенно топтался.
- Ну же, смелее.
Тот осторожно приблизился.
- Потерялся, наверное?- спросила женщина.
Паша мечтал о собаке, но Лидия Ивановна тогда была против. Считала это хлопотным. Но сейчас взяла бы
хоть двух собак, лишь бы сын был жив.
Песик увидел слезы на ее глазах и на душе стало тоскливо. Он заскулил, подошел к женщине и уткнулся влажным носом в ее ладони.
Лидия Ивановна погладила его, сердце щемило от жалости.
- Холодно тебе и голодный, небось. Пойдешь со мной?
Щенок поднял на нее умные глаза и вильнул хвостом. Женщина встала, нагнулась и взяла малыша. Он доверчиво прижался к ней всем существом. От ее одежды пахло домашним теплом.
Лидия Ивановна обернулась к могиле, когда уходила. С портрета, улыбаясь, смотрел сын.
- Спасибо, Паша, за подарок,- произнесла она и направилась к выходу.
По дорожке шла женщина, она несла рыжего щенка, как самый дорогой подарок. А с неба тихо падал снег, укрывая землю белым полотном..."
Комментарии
"Хорошо летают только красивые самолеты." А.Туполев.
"Хорошо летают только красивые самолеты." А.Туполев.
Говно это какое-то проклятие сабакийусиной жизни.
Если с лужами ей удалось договориться относительно быстро и взять их под контроль уже в три месяца, то говно вело себя возмутительно свободолюбиво и то не желало десантироваться в указанном командованием квадрате, то, наоборот, рвалось на волю в самый неподходящий момент - например, посреди асфальтированной дороги, вынуждая хозяйку краснеть и лихорадочно искать по карманам пакетик, демонстративно отрекаясь от сабаки Йуси взглядом. А еще хозяйка завела дурную привычку спрашивать у сабаки Йуси: "ЧЬЕ ЭТО ГОВНО?!" таким страшным голосом, что лужи тоже начинали саботажничать. Правда, иногда случался и профит - если говно оказывалась выроненным котами, то сабака Йуся торопливо его сжирала и смотрела на хозяйку благодарными глазами.
Так что все бы в общем-то и ничего, но тут с сабакой Йусей случились сливы.
Сливы жили на даче на дереве. Сперва они умерли и заплесневели. Потом пришел мороз и они замерзли. Потом пришла оттепель и они оттаяли. Потом снова пришел мороз, и в конце концов сливы сдались и начали падать.
Потом пришла сабака Йуся.
Обнаружив такое огромное количество халявной еды, сабака Йуся возблагодарила создателя и принялся на бегу ужирать дарованное. Ужирать его стоя мешала хозяйка, которая с гневными воплями бегала за сабакой Йусей, обещая ей кары анальные. Сабака Йуся с энтузиазмом поддерживала игру, отплевываясь косточками, так что в итоге хозяйка пошла на подлость - собрала все сливы и перекинула через соседский забор. Сабака Йуся еще долго стояла возле него и завистливо взирала на соседскую кошку, которой обломилось такое счастье. Кошка, в свою очередь, смотрела что на сливы, что на сабаку Йусю, что на меня как на эскадрон идиотов.
На следующий день сливы принялись прогрызать дорогу на волю. Сабака Йуся была уже знакома с подлостью говна, но что оно будет вылетать из нее на реактивной тяге, оказалась не готова.
Сабака Йуся с причитаниями летала по коридору, оставляя за собой пахучие выхлопы (на мой взгляд, на выходе сливы почти не отличались от тех, что на входе, даже, пожалуй, похорошели). Следом с матами и рулоном бумаги летала хозяйка, а за ней злорадствующие коты. Обстрел закончился только через полчаса, окончательно убедив Йусю в злокозненности говна, и теперь она убегает от него со всей возможной скоростью.
Правда, от слив это сабаку Йусю так и не отвратило. Только теперь она предпочитает консервированные.
Примечание: Сабака - это не опечатка ине ошибка. Сабакой автор называет только Йусю. Видимо, есть причина.
"Здравствуйте, меня зовут Джек.
Мне было пять месяцев и я умирал. Я хотел умереть...
Все пять месяцев я был бездомным. По вечерам смотрел на освещённые окна домов и удивлялся: для чего же я родился и живу в этом городе, если никому не нужен? И мечтал о том, чтобы у меня был свой тёплый дом и добрый хозяин, а я бы стал ему послушным и верным другом. Мы могли бы гулять в парке, шуршать опавшими листьями, а потом, вернувшись, ужинать тёплой кашей с кусочками мяса. Но меня решили убить. Я не понимал, за что? В чём я виноват? Они думали, что я умер и бросили в овраг. Мне было пять месяцев. А через три дня меня нашли двое мужчин. Они осторожно несли меня в своей куртке, но всё равно было очень больно. Я хотел умереть. А они давали какие-то лекарства и ставили капельницу. Зачем? Ведь я ничей. А потом пришла девушка. Но сначала я услышал её голос...
- Здравствуйте, можно посмотреть ваших собак?
Девушка лет тридцати, без макияжа, с грустными глазами. У мужчины (это он нёс меня в своей куртке), который встретил её у входа на территорию собачьего приюта, создалось впечатление, что она очень уставшая, очень. Или опустошенная. И всё же... всё же было что-то в ней такое...
- Для чего вам собака? Для охраны или как компаньон? Пожалуйста, проходите, смотрите. Ищете конкретную породу? В этом крыле здоровые, привитые собаки.
- А там, в том крыле? Нездоровые? Я хочу в другое крыло.
- Там содержатся собаки, которые сейчас получают интенсивное лечение. В основном это травмированные, больные и очень проблемные животные. Выбирайте в этом крыле.
- Вы меня не поняли? Я же сказала, мне не надо красивую и здоровую. Я возьму ту, которую никто никогда не возьмёт.
- Ну, тогда вот - смотрите. Неделю назад нашли. Места живого нет. Переломы, истощение, обезвоживание, ушибы внутренних органов и нежелание жить. Плюс попутные для бездомных собак проблемы. Он отказывается есть, говорил мужчина, и скорее всего не жилец.
- Ну, это мы ещё посмотрим, кто тут не жилец, и попросила: уйдите. Пожалуйста, уйдите, мне надо с ним поговорить.
Она, зашла в мой вольер, присела рядом.
- Привет, милый, привет, мой зайчик. Сейчас я расскажу тебе о себе. А ты сделаешь выбор: остаться здесь или уехать со мной. У меня был дед и когда-то он сказал: если тебе будет плохо и жить не захочется, найди того, кому ещё хуже и помоги. Деда нет уже на этом свете, а мне необходимо выжить. Я знаю, потом всё будет хорошо, обязательно будет, но сейчас мне как-то нужно пережить очень трудный период.
Она говорила тихо и не вытирала слёзы. Они капали и капали... такие горячие и горькие... Такие же, как лекарства, которые меня заставляли глотать.
Она больна - сердце. Неделю назад ушел муж. Уходил, жестоко предав, к другой женщине, обвинив в том, что больна, что не может родить, что инвалид, что в квартире, словно в аптеке, пахнет лекарствами. А у неё что-то там с сердцем, какой-то дефект и ей запретили рожать. И теперь она совсем одна, униженная, брошенная. И не знает, как заставить себя жить, как заставить себя есть и пить и принимать эти проклятые таблетки. Для чего всё это делать? Она вспомнила слова деда: ей необходимо кого-то любить, о ком-то заботиться, чтобы выжить. И необходимо принимать лекарства, чтобы сердце правильно работало и чтобы просто работало. А в нём, не смотря ни на что, есть ещё немного любви, в её больном сердце. Девушка обещала заботу и любовь, говорила, что я поправлюсь и буду самой красивой собакой. И самой любимой. Если мы будем вместе, мы выживем, обязательно выживем. Она рассказывала о доме, в котором я буду жить. Он маленький, но там есть камин, есть пруд и мягкая трава во дворе. Зимой там белый хрустящий снег и можно слепить снежную бабу, а осенью созревают красивые румяные яблоки, из них можно варить варенье и печь пирог. Ты ел когда-нибудь пирог, спрашивала она, это очень вкусно. Я буду всегда угощать тебя кусочком пирога. Ты не против, если я назову тебя Джек? Это хорошее имя.
Я поверил ей и согласился стать её собакой. Я смог махнуть хвостом и она всё поняла. И опять плакала.
Тот мужчина помог перевезти меня домой. ДОМОЙ - какое тёплое и уютное слово.
Я долго болел. Уже зима началась, а я только начинал пытаться вставать на лапы, было больно. Она действительно стала меня любить, кормила вкусной кашей с кусочками мяса, выносила на руках во двор, показывала первый снег и иней на траве. Вытирала мои лужи и прочие дела. Она ела кашу, которую варила для меня: готовить что-то ещё не было желания и сил. Она ложилась на пол, рядом со мной, обнимала меня и иногда так, рядом, и засыпала. Она приносила дрова и растопляла камин, укрывала меня одеялом и мне было тепло. Я знал, что она больна, но что я мог сделать для неё? Иногда я мог лизнуть ей руки и лицо, когда она была рядом и она улыбалась. Приезжал тот мужчина, привозил врача и мне опять давали горькие лекарства, мазали мои раны и делали уколы. И я стал поправляться. Весной я смог вставать и, шатаясь, выходить на крыльцо. А она впервые надела красивое платье. Обычно свитер и джинсы, а тут - платье. И улыбка на лице. Может она тоже выздоравливает? А утром она мыла посуду и пела. У неё красивый голос.
Сейчас уже лето. На столе букет цветов - это тот мужчина, из приюта, иногда приезжает. Один, без врача. Привозит ей цветы и апельсины, а мне разные собачьи лакомства. Он хороший. Когда мы идём к озеру, он несёт меня на руках, хотя я уже могу ходить и даже бегать. На озере плавают утки с маленькими птенцами и хозяйка кормит их хлебом.
В доме у нас пахнет цветами, пирогами и ещё чем-то чудесным и радостным. Может это запах счастья? Теперь я знаю, что такое пирог - это действительно вкусно. Наш мужчина тоже так считает и съедает сразу пять или шесть штук. А хозяйка моя очень красивая, у неё веснушки на носу, рыжие волосы и зелёные глаза. А ещё она очень меня любит. Пусть её сердце бьётся ровно ещё много-много лет и ничего, что для этого нужно принимать лекарства, это ничего, если они помогают жить.
Теперь я самая лучшая, самая красивая и любимая собака. Я всех давно простил. В наших, с хозяйкой, сердцах нет обиды и ненависти, ведь там живёт счастье.
Гав!"
Автор .Gansefedern.
"Хорошо летают только красивые самолеты." А.Туполев.
"С любимыми не расставайтесь...
Психолог спокойно сложила руки на своих острых коленках и мягким голосом предложила ему просто успокоиться.
А успокоиться Слава не мог. Слёзы лились бесконечным потоком, а ведь последний раз он ревел в 1 классе, после драки, от несправедливости. Лучший друг с тремя одноклассниками, подкараулили его возле школы и накинулись толпой. Нечестно. После этого Слава не ревел никогда в жизни, до этого момента. До момента, когда психолог спросила:
-Что вас беспокоит?
И тут началось. Он даже слово сказать не смог. Ревел... И вспоминал.
Пришлось уехать в командировку на две недели. Ключи от квартиры оставил лучшему другу. Он должен был приходить утром и вечером, кормить и выгуливать Белого. Белый- умный, ласковый питбуль. Несмотря на устрашающую внешность, был добрым толстячком. Слава звонил другу каждый день, тот не брал трубку. То занят, то перезвоню. А когда вернулся в город, вошёл в свою квартиру, то увидел бездыханного Белого у дверей, лежащим на его кроссовках. На кухне валялся пустой разорванный пакет из-под корма. Дверь в санузел разорвана до щепок. Воды в унитазе нет ни капли.
Слава прошёл в гардеробную, открыл сейф. Достал ружьё, достал патрон. Потом вздохнул, выдохнул, убрал все на место. Затем Слава сел у порога, взял Белого на руки и молчал. Потом сел в машину, отвёз за город и похоронил под раскидистой пушистой елью. Стёр из телефона номер бывшего друга и заблокировал его.
На следущий день записался к психологу. И вот он уже полчаса сидит у психолога и ревет.
— Я не знаю, что у вас случилось, могу только предположить, вас жена бросила? — мягко спросила психолог.
- В любом случае, вам нужно пережить боль. Прожить ее до конца. Чтоб перегорело. Чтоб пришло полное осознание. Да. Это будет нелегко. Но вы справитесь. В конце концов, ваша жена имеет полное право на свой собственный выбор. И вы к этому выбору не имеете никакого отношения. У неё свой путь, у вас свой. И сначала нужно разобраться со своей собственной жизнью. В первую очередь ваша жизнь принадлежит только вам. Вы не можете отвечать за других людей. Это их зона ответственности. Не переходите ее.
Переживите своё горе и живите дальше, только уже с иным опытом.
Слава не слушал, что говорила ему психолог. Слёзы катились по его небритым щекам, он вспоминал, как Белого ещё щенком он возил к ветеринару первый раз. А тот спрятался у него под курткой и не хотел вылазить. Сунул голову под мышку и лапами обнял его. Так и ставили ему прививку. Голова у Славы под мышкой, а тельце у ветеринара. Все смеялись и говорили, что первый раз такое видят. А вот они покупают первый намордник. Белый негромко ворчит, но соглашается. Слава всегда удивлялся, какой он был умный, послушный. Не лаял, не грыз мебель. Знал команды. Вечером садился напротив и смотрел не отрываясь глаза в глаза и вздыхал.
Звонок трещал без умолку. Пронзительный. Настойчивый. Слава открыл глаза и резко сел на кровати. Первое, что увидел- Белый свернувшись клубком спал в ногах. Негромко похрапывал.
— Але! Слушаю, — спросонья хриплым голосом ответил Слава.
— Ну, че, ты вечером улетаешь? Когда ключи забирать? — спросил лучший друг.
Слава прокашлялся, посмотрел на тушку Белого, который продолжал мирно дрыхнуть и твёрдым голосом ответил:
— Стасян, я Белого с собой возьму. Две недели это долго. Пусть со мной едет. Квартиру снимем, если в гостиницу не пустят. Поэтому, давай - отбой.
И отключил телефон.
На сердце стало легко и радостно.
Он потрепал Белого за ухо и ласково сказал:
— Вставай, жиробас! На пробежку пойдём..."
Лариса Хамзина(с)
"НЕОБЫЧНЫЙ ВЫЗОВ
Такого адреса на листочке вызовов я еще не видел. Вопросов добавил ещё старший врач смены.
Стоя у «Аквариума», он мял в пальцах незажженную сигарету. Очень серьезным взглядом, без привычного прищура и ехидства, проводил путь клочка дешёвенькой бумаги от диспетчера под зажим на моей папке.
— Извини, что нарушаю очередность. Вызов срочный. Но… «шоки» заняты, а…
Тут он выдал нечто совершенно невообразимое:
— …А там… это… в общем, увидишь сам. Баб я туда послать не могу!..
Я проглотил возмущение и молчком потопал в гараж.
«Городская свалка. Южный сектор. Там встретят…» Выпученные глаза водителя тоже энтузиазма не добавили. Ехали молча. Только подъезжая к «адресу», когда «уютный летний бриз», напоенный ароматами летней кучи мусора, проехался в полной мере по нашему обонянию, водила обреченно выдал что-то об уникальных анатомических особенностях жителей города.
Нас встречали. Двое работяг в немыслимого цвета робах и водитель мусоровоза молча дымили ядерной махоркой. Где-то сзади квакнула сирена милицейского «уазика». «Джентльменский клуб» в сборе. Выездное заседание номер «мильен тысяч пятьсот первое» торжественно объявляется открытым. Белый халат смотрелся абсурдно, нереально чисто и неуместно в королевстве помоев и хлама. На какое-то время постарался отвлечься, разглядывая довольных жизнью ворон и удерживая силой воли на месте сожранный недавно бутерброд.
— Чем порадуете, компрачикосы?
Один из работяг, всё так же молча, показал рукой куда-то в сторону.
Неподалеку в груде пестрого мусора лежала здоровенная грязная псина. «Совсем охренели!!! Для собаки вызвали. Нашли ветеринара… доктор Айболит, мля…»
Тут до меня доходит, что все молчат. Как-то очень странно. Напряженно. Делаю несколько шагов по направлению к собаке. На грязно-серой морде появляется ослепительно-белая полоска зубов и раздается низкое утробное рычание. Но это меня уже не занимает. Я смотрю и с трудом удерживаю рвущийся изнутри вопль… между собачьими лапами, у поджарого брюха с оттянутыми сосцами, лежит человеческий младенец. Новорожденный. Живой. Он не плачет, только беззвучно раскрывает рот. Слабо шевелит голубоватого оттенка ручками с судорожно сжатыми побелевшими кулачками. Он закопан в мусор до половины тела. Точнее, видимо, раскопан. Собакой. Щенной сукой. Которая лежит сейчас рядом, согревая ребенка своим тощим телом. Периодически вздрагивая и нервно облизывая его лицо, когда он вновь открывает рот. Эти кадры вламываются мне в голову по очереди, раскаленными гвоздями. Сзади, громко топая и сопя, появляются два милиционера. Один, увидев всю картину, багровеет лицом и начинает царапать кобуру, хватая судорожно воздух.
— Она его что, ест? Да я её сейчас!..
— Подожди! Она ж его не трогает, вон смотри… Греет…
Я приближаюсь и присаживаюсь на корточки. Не хочется орать, не хочется кидать чем-то в собаку. Нужно забрать ребенка. Но как доказать собаке, как убедить ее, что я, человек, не наврежу этому детенышу? Как ей поверить тварям, что закапывают своих детей в помойку? Живыми…
Презрение. Ярость. Жалость… Скорбь. Вот что я увидел в карих собачьих глазах.
По-крабьи боком приближаюсь к ребенку. Краем глаза держу в поле зрения задние лапы собаки. Если подожмет для прыжка, хоть успею прикрыть лицо или увернуться. Протягиваю руку к ребенку. Ворчание нарастает. Продолжая глухо рычать, собака морщит нос, показывая мне ослепительный частокол молодых клыков, и кладёт голову на ребенка. Накрывая его и оберегая от прикосновения. Я медленно начинаю разгребать мусор вокруг тельца. Низкое рычание сопровождает все мои манипуляции. Так, наверное, работают саперы, обезвреживая мины. Собака глаз не сводит с моих рук. Не могу проглотить ком, возникший в горле.
— Собачка! Собачка… на-на-на, милая. На, возьми!
В какую-то мятую плошку водитель мусоровоза льёт из термоса молоко. Очередное чудо. Словно извиняясь перед остальными, поясняет: «Язва у меня. Вот жинка термосок и снаряжает…». Собака вскидывает голову, почуяв угощение, и внезапно шумно сглатывает набежавшую слюну.
— Иди, собачка! Иди, моя хорошая… иди, попей молочка…
Еще раз, внимательно проследив за моими плавными движениями, собака встала. Глухо рыкнула, предупреждая. И, прихрамывая, подошла к миске с молоком. Только сейчас стало видно, насколько она худая и изможденная. Инородными телами болтались под втянутым брюхом наполненные соски.
— Щенки у ней, видать, где-то рядом. Вишь, титьки-то от молока трещат, а сама тощая как вешалка…
Собака жадно хватала молоко, не отводя глаз от меня и младенца. Достаточно было нескольких движений, чтобы полностью выкопать ребенка из мусора. Взяв его на руки, я поднялся с колен. Ко мне уже спешил водитель с простыней. Ребенок жив. Обезвожен. Голоден. Но видимых повреждений нет. От роду ему максимум несколько часов. Снова ловлю на себе собачий взгляд. Встречаемся глазами. «Всё будет хорошо», — шепчу я себе под нос. В ответ вижу еле заметный кивок повисшего хвоста. Ловлю себя на том, что хочется попросить у псины прощения.
— Доктор, вы куда ребенка повезете?
— В 6-ю ДКБ.
— Мы потом туда заедем, протокол подписать.
Старший милиционер, сняв фуражку, вытирает от пота лицо и внезапно, скрипнув зубами, выдает:
— Найти бы эту ссу…, извините, мразь ! Которая ребенка…, ну понимаете!!! И грохнуть на этой помойке…
Дослушиваю эту свирепую тираду уже в машине. Водитель аккуратно закрывает за мной дверь, обегает «РАФ» и плавно трогается с места.
Мы едем по городу. Быстро. Молча. Остервенело удерживая в узде эмоции. Не хочется говорить. Хочется орать до немоты и биться головой. «Так нельзя!!! Это невозможно!!! Люди так не должны поступать, если они еще люди…»
Осторожно вылезаю из машины и быстро прохожу в приемный покой, улавливая на себе удивлённые взгляды. Я еще не сказал ни слова, но ко мне обернулись все присутствующие. Тут до меня доходит, как я выгляжу и чем пахну.
— Вы из какой помойки выскочили?! В таком виде — и в приёмник детской больницы?! Вы что себе позволяете!!!
Неопределенного возраста медсестра, продолжая накручивать себя визгливыми воплями, начинает извлекаться из-за стола. На её крики выглядывает из смежной комнаты врач. Видит меня, меняется в лице и тут же понимает, что на руках у меня ребёнок. Подскакивает, перехватывает. Мгновенно рядом возникает вихрь халатов. Всё.
…Еле перебирая ногами, выползаю на крыльцо. Едем на станцию. Переодеться, помыться, написать карточку вызова.
Забыть бы такое. Навсегда. Да не получается…"
© Дмитрий Федоров
"Хорошо летают только красивые самолеты." А.Туполев.
"У супермаркета есть такие металлические конструкции, над ними - табличка: собака. Имеется в виду - тут место для привязи. Ряд таких металлических штук для великов, а следом - штуки для собак. И вот я курю у входа. Смотрю на привязанную собаку. Дворняга. Классическая. Желто-серая. Отсылка к овчарке. Саблевидный хвост, уши стоячие, черный нос, рост в холке - 45-55, на 10 пониже основоположника. Снег идет, метет немного. Собака стоит в напряжении, смотрит на центральный вход неотрывно, время от времени перебирает лапами. И все ее нервы наружу - вся концентрация на чистом ожидании, весь страх одиночества, вся любовь. Она - воплощение ожидания. Выдернутый наизнанку зубной нерв. Ни мгновения отдыха. Она ждет. Она ждет, ждет, ждет. Она ждет тяжело, теряя энергию в астрономических единицах. Она ждет так, как ждет мать сына с войны. Она потеряла мир, потеряла себя. Ничего нет, кроме жгучего желания увидеть хозяина.
И вот идут мимо люди с пакетами. Смотрят на нее, на такую оголенную, ясную, о любви и страхе сообщающую, и думают, походя - о, вот же ж собаки, собачья преданность, ведь каждый день ее водят к магазину, каждый раз привязывают к штырю, каждый раз забирают, а она - собака - не может усвоить, что человек вернется, дура такая, одним сердцем дышит, сколько уж раз хозяин возвращался, а она все как наново - ушел, значит пропал, бедные божьи твари, сделали же их такими вот, от себя отрезанными, ну дрожи-дрожи, придет твой скоро, придет...
Тут я поняла. Собаки умнее людей. Кто бы там ни был - тот человек, в супермаркете - он ведь перед Богом прост и беззащитен. Оторвется тромб. Упадет человек на кафель, под полку с цветной капустой. Приедет скорая. Вынесут на носилках пакет с мясом человека. На собаку и не взглянут. Русского языка у собаки нет - она не крикнет: "Пустите меня к нему, дайте войти в машину, в какую больницу везете?!!" Она на веревке, прикована к штырю. Ключей от дома нет у нее. Денег - нет. Паспорта с пропиской - нет. Она все это знает. Поэтому так дрожит.
Когда я это поняла, решила постоять с собакой до тех пор, пока не выйдет человек. Ох... Человек, надо сказать, с нами обошелся жестко. Нас уже с собакой замело по самую мякотку. И, представьте, вышла старушка, за восемьдесят. В платке сером, в облезлой норковой шубке, в валенках. Собака разрыдалась. Бросилась целовать. Старушка начала веревку распутывать. И приговаривает:
- Ну... ну... как запутала... все... все... сейчас пойдем домой, фарша взяла, сейчас нажремся и спать ляжем... все, все...
люди тоже есть такие - как собаки - как выдернутые на изнанку голые нервы..."
Катя Пицык с)
"СПАСТИ ЧЕЛОВЕКА
Сантехник был давно человек одинокий и уверенный в нерушимости и неизменности этого своего положения. И не то, что он не хотел. Не получалось как-то. Был он лет сорока, выше среднего роста и с небольшой лысиной. Слегка полноватый. С вечно недовольным лицом и настроением поругаться с кем нибудь. Поэтому, всё время недовольно бурчал что-то о дешевой работе и грязи, устраняя много численные проблемы в приюте для животных, расположенном на самом краю города.
Его пригласили сюда на неделю. Работы накопилось море. Платили не очень, но перебирать не приходилось. Заказов было немного. Так что, с самого утра он копался в протечках, лужах и ржавых трубах. Живность он не любил. Поэтому, лай собак в клетках и мяуканье котов за решетками раздражали его. Всё не слава Богу. А тут ещё этот противный накрапывающий дождик. Короче – мрак и беспросветная серость.
Мало того, кто-то выпустил из клетки небольшую рыжую собачку с залихватски закрученным вверх бубликом хвостиком, и она мешала ему работать. Ну, вы сами понимаете. Все причины для недовольства у него были.
Собачка как назло лезла под руки пытаясь попасть под его большие грубые ладони, что тоже его раздражало. Вот он и ворчал. Собак он тоже не любил, хотя.
Хотя, я кажется уже об этом говорил. Но эта. Эта заглядывала ему в глаза и ничего не просила. Она улыбалась и старалась помочь ему. Сообразительное существо поняло, что он работает ключами, и на третий день сообразило, что надо подавать. Может, она и подавала не те, но сантехник…
Сантехник ругал её на чём свет стоит за нерасторопность и несообразительность, а она радовалась его ругне и тыкалась головой в его правый бок.
- Хорошая собачка, раздался над ним голос.
Сантехник обернулся и увидел человека в белом халате.
- Выпустил я её до конца недели. Пусть побегает, вздохнул врач. Жаль её.
-Всех вам жаль, проворчал сантехник. Собак жаль, котов жаль, а людей, значит, не жаль.
-А что тебя жалеть то, вдруг удивился доктор. Ты ведь в понедельник жив –здоров будешь, а она вот нет.
-Как так, удивился сантехник. С чего это?
-Да время её пришло, вздохнул врач и нервно стряхнул пепел с сигареты себе на халат. Сколько уже делаю это, а привыкнуть всё не могу. Мест, понимаешь, у нас мало. Вот и вынуждены мы усыплять одних, чтобы принять других. Такие, понимаешь, дела. А она у нас давно, никто не берёт, вот и пришло её время. И всей то жизни её осталось, до выходных. А там…
И доктор с раздражением отбросив недокуренную сигарету продолжил.
- А вас людей, я не жалею, тут ты прав. За что жалеть то вас? Он резко развернулся у ушел в приют.
А сантехник сидел, как каменный. Он не мог почему-то посмотреть в большие глаза рыжей собачки. И инструменты, как назло, валились из рук. Поняв, что работы сегодня больше не будет, он сложил сумки и пошел к машине даже не заметив, что одну из сумок он забыл.
Приехав домой сантехник накрыл на стол и сев напротив телевизора запил горькую.
Он сидел и поедая холодную гречневую кашу, которую забыл разогреть, наливал себе из бутылки. Он смотрел в телевизор не замечая, что позабыл включить его. Вся жизнь, наполненная неудачами, несчастьями и пустыми надеждами проходила перед его взором. Он так и не сумел опьянеть.
Но утром.
Утром он проснулся с головной болью, опухшей физиономией, ломотой во всё теле и жутким настроением. Собрав инструменты, он вышел и остановив такси поехал в приют. Голова головой, но надо работать. А там.
Там его ждала маленькая весёлая рыжая собачка с хвостиком, закрученным бубликом. Она была счастлива от того, что он приехал. Она радостно прыгала вокруг него и заглядывала в глаза. Она пыталась угодить ему и подавала клячи. А он, как назло.
А у него как назло тряслись руки. И он не мог взять ключи. И наверно совершенно случайно вместо ключей его трясущаяся грубая ладонь попадала на голову маленькой рыжей собачки и та.
И та толкала его руку снизу-вверх и от счастья тихонько повизгивала.
- Укольчик, раздался голос сверху.
-Чего, опешил сантехник.
Я говорю, укольчик? И через десять минут забудешь о похмелье. По себе знаю. Мучиться перестанешь и легче станет. Доктор в белом халате стоял с сигаретой в зубах и шприцом в правой руке.
-Да не от этого мне плохо, простонал сантехник в очередной раз промазав трясущейся рукой мимо ключа, поданного собачкой.
Доктор внимательно вгляделся в его глаза и сказал.
-Тогда так, слушай меня. Документы тебе никто подписывать в таком состоянии не даст, а пока отойдёшь, поздно уже будет. Поэтому, сделаем так. Я напишу что усыпил её сегодня, а ты подпишешься как помощник. И забирай её отсюда.
-А так можно, удивился сантехник и в его голосе зазвенела надежда.
-Конечно нельзя, ответил врач. Но если очень хочется, то разумеется можно.
- С меня бутылка, обрадовался сантехник.
-Ну вот ещё, возразил доктор. Мы врачи, пьём чистый медицинский спирт.
-Ну, у богатых свои причуды, согласился сантехник.
Он поднял собачку, и оставив инструменты пошел к остановке такси. Собачка схватилась маленькими лапками за его правую руку, заглядывала ему в глаза и пыталась лизнуть в небритую щёку.
-Домой, домой, говорил ей сантехник. Не волнуйся, никто тебя не усыпит, я им не дам.
Он трясущимися руками открыл дверцу машины и назвал адрес.
Доктор смотрел ему вслед. Он стоял возле забытых инструментов и не замечал, как пепел падал на его белый халат. Потом посмотрел куда- то вверх и сказал.
-Сколько раз делал это, но не могу привыкнуть и уколол себе в запястье своё лекарство. Потом повернулся и пошел в приют.
Через месяц сантехник ремонтировал протёкшую трубу во дворе одного большого дома. Открыв люк, закрывавший слив, он разложил инструменты и собачка подавала ему ключи, а он опять ругал её.
-Сколько раз объяснял тебе. Вот это 22х24, а ты мне что несёшь? Она кивнула и бросилась за ключом. Но вместо ключа.
Вместо ключа сантехник вдруг почувствовал в своей руке тёплую шерсть. Он оглянулся с удивлением и увидел, что вместо тяжелого металла там лежит маленький серенький котёнок. Грязный и тихонько мяукающий.
-Что это? Что ты мне принесла, кричал он на весь двор. Ты что, теперь мне всех блохастых и несчастных таскать будешь, и собачка.
Маленькая рыжая собачка с хвостиком лихо закрученным вверх бубликом радостно подпрыгнула и залилась счастливым лаем.
Сантехник яростно ругал свою собачку, а в окнах дома.
В окнах дома соседки наблюдали за ним.
-Господи. Господи, сказала одна из них незаметно вытирая занавеской невольно набежавшую слезу, Господи. До чего же он замечательно красиво ругается, и все остальные.
Все остальные согласились с ней. А одна молодая одинокая женщина из соседнего окна спросила.
-А ругается то он чего?
-Да собачка его вместо ключа ему в руку вложила котёнка, ответила соседка с занавеской в руке и всхлипнула.
- Ну, тогда. Ну тогда, нашлась молодая женщина с третьего этажа. Я их приглашу на обед. А то, как-то неудобно.
-Конечно пригласи. Обязательно пригласи, молодка. Ты посмотри какой хороший мужик. Душевный. Есть чем угостить то, а то мы сейчас занесём.
-Да есть, ответила женщина с третьего этажа и побежала переодеваться, а через пять минут.
Через пять минут, она стояла возле яростно ругавшего свою собачку сантехника. Котёнок тем временем перебрался на его колени и свернувшись клубочком заснул. Его совершенно почему-то не пугала грозная ругань человека.
-Мужчина. Мужчина, вы почему ругаетесь, спросила женщина.
И сантехник посмотрев на неё снизу-верх, стал жаловаться на свою собачку. И ключи она не те подаёт и котёнка вот притащила.
-Ну, тогда пойдёмте, перебила его молодая женщина с третьего этажа. Я вас борщом с котлетами угощу. А то нехорошо как-, то . Вы совсем без обеда. Идёмте и животных своих забирайте, мы найдём, что им поесть.
Сантехник встал и пошел по направлению к дому, придерживая спящего котёнка правой рукой. Смешная рыжая собачка прыгала рядом, пытаясь достать малыша и лизнуть. А соседки.
Соседки наблюдали это и улыбались, а та, которая держала в руках занавеску сказала.
- Что-то я совсем слаба на нервы стала. А может, это просто соринка в глаз попала и опять вытерла глаза.
Сантехника теперь дома ждут трое. Его жена, большой наглый серый кот и маленькая рыжая собачка с хвостиком лихо закрученным вверх бубликом. А соседки.
А что, соседки, дамы и господа. Соседки – они, дело житейское.
О чём это я? Да, Бог его знает.
Наверное, мне тоже соринка в глаз попала.
Вот такая история."
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО(с)
"Хорошо летают только красивые самолеты." А.Туполев.
"Журавлик.
— Фамилия, имя, отчество, если есть, — негромко прохрипел старик, глядя на молодого человека в изодранной одежде со множеством кровоподтеков.
— Журавль Дмитрий Олегович.
— Журавль, значит, — почесал старик длинную бороду.
— Что же ты не взлетел, когда в обрыв сиганул? — старик говорил медленно. От его сиплого голоса клонило в сон.
— Это, по-вашему, смешно?
— Хм. Не знаю, кроме тебя здесь никого, вот ты мне и скажи, смешно тебе?
— Не очень.
— Знаешь, я, между прочим, редко шучу, возможно, поэтому получается так себе. Люди почему-то никогда не хотят меня слушать, огрызаются или, и того хуже, начинают мне хамить. Можно подумать, что это моя вина, что они попада…
— А можно уже зайти на борт?
— Ну вот, опять. Я пытаюсь завести беседу, быть вежливым, а мне дерзят.
На старика с веслом в руках парень смотрел с видом полного безразличия и нетерпения. Последнее, о чём он мечтал в этот момент, была бесполезная болтовня, которую затеял перевозчик.
— Плату за проезд приготовил?
— Какую ещё плату?
— Обычную. Мне нужна монета, чтобы я смог пропустить тебя вперед. Те, кто платят, едут первыми, остальные стоят в очереди.
— Но я здесь один!
— Это ты сейчас один. А через пять минут тут будет целый самолёт, который разобьется в поле.
— Тогда нам нужно поспешить. Могу я уже зайти на борт?
— Ну… В принципе, можешь, проходи.
— Гав! — эхом разлетелось по всему подземелью.
Глаза у старика, наконец, вылезли из-под густых бровей. Он прокряхтел что-то и поковырял пальцем в ухе, явно подозревая, что у него начались проблемы со слухом.
— Ты чего гавкаешь? — спросил он у парня.
— Да так… Нервничаю просто, всё-таки в царство мёртвых не каждый день попадаешь.
— Ну да, ну да, ты прав, ладно зале…
— Гав-гав! — раздалось снова.
Старик смотрел на парня, и тот явно изменился в лице, а потом пару раз гавкнул, но этот лай совершенно не был похож на тот, что звучал ранее.
— Ты что, думаешь, я совсем дурак?
— Нет, говорю же, нервничаю.
— Ага. Невроз. Ты в курсе, что с собаками сюда нельзя?
Парень хотел было возразить, сказать старику, что тот маразматик и ему давно пора на пенсию, но тут из-за его спины выбежал небольшого вида пёс, чья шерсть была изодрана и зияла свежими ранами.
— Гав-гав-гав! — радостно здоровался лохматый барбос, виляя обрубленным хвостом.
— Можно, я возьму его с собой? — голос парня больше не звучал так же надменно, как несколько минут назад.
— Ну разумеется!
— Правда? — обрадовался молодой человек.
— Разумеется — нет. Ты что, с ума сошёл? Собакам не место в царстве мертвых людей, у них своё ведомство: радуга, собачий рай. Я, честно говоря, без понятия, но в мою лодку этот тип не сядет, — отмахивался веслом старик от намеревавшегося плыть с ним пса. — Ты что, блохастый, не слышал? Фу, пошёл вон! Эй, скажи ему!
— Не могу, это не мой пёс, я подобрал его на дороге, прежде чем случилась авария, я даже не знаю, как его зовут.
— Ну, ты взял его, ты за него и в ответе, давай забирай его, самолёт уже идёт на посадку, тут сейчас будет как на МКАДе в шесть часов вечера.
— Разряд, — послышался откуда-то новый голос.
— Что это?
— Это доктора пытаются тебя реанимировать.
— Так я, возможно, не умер?
— Это уже от них зависит. Мне, честно говоря, плевать. Всё, у меня самолет приземлился, сейчас попрут, решай быстрее, идёшь в лодку или нет?
— Ещё разряд, давайте укол!
Парень посмотрел на свои руки и те, кажется, стали растворяться на глазах.
— Есть пульс!
— Я…Я, что ли, оживаю?!
— Похоже на то, поздравляю, — сухо произнес старик, глядя на тающего в воздухе парня, а потом вдруг опомнился. — Эй, собаку забери! Эй! Стой! — старик пытался поймать парня веслом, точно крюком, но оно пролетало сквозь тело.
Парень исчез, а на его месте уже стояла толпа с только что разбившегося лайнера.
— Пропустите, я первая стояла! — визжала какая-то тетка, держа за руки двух неуправляемых карапузов, что без конца дрались между собой и орали.
— Спокойно, мамаша, очередь согласно купленным на рейс билетам! — не давал ей проходу обгоревший на солнце здоровяк с переломленной шеей.
— Да что же это такое, я даже после смерти должна терпеть этот бардак? Эй, кучер! Уважаемый! У вас тут ещё лодки есть?
Старик тяжело вздохнул, глядя на эту неорганизованную толпу и, как всегда, следуя протоколу, начал принимать пассажиров.
— Все, у кого есть монета для проезда, прошу пройти вперед, остальным ожидать в порядке очереди, — монотонным голосом произнес мужчина, явно не надеясь на то, что его будут слушать.
Люди перли вперед, толкались, кричали, дрались.
— Повторяю! Все, у кого есть монета… Эй! А ну пошел вон! Я кому говорю, отойди от лодки! — закричал он на самого наглого паренька в деловом костюме.
— Да ты знаешь, кто я такой?! — взъерепенился тип и полез во внутренний карман пиджака, из которого выудил ксиву.
Старик шибанул по руке наглеца веслом, и ксива утонула в черной как космос воде.
— Да ты чё?! Совсем охренел?! — бросился парень на перевозчика, и тот уже приготовился дать ему веслом по голове, как вдруг из толпы вылетел пёс и вцепился парню в ногу.
— Ай! — завизжал «костюм». — Фу! Фу, я сказал! Уберите пса!
Но пёс вцепился в его ногу мертвой хваткой. Он рычал и дергал мордой, чтобы посильнее прокусить плоть.
— Аааа! Ладно, ладно! Я понял, отхожу! — верещал молодой мужчина. Пёс отпустил его и встал перед лодкой, обнажив зубы.
Толпа подалась назад.
Очумевший от произошедшего старик смотрел с недоумением на пса и на испуганную ватагу людей.
Выйдя из оцепенения, он прокашлялся и начал заново:
— Все, у кого есть монета для проезда, прошу пройти вперед, остальным ожидать в порядке очереди.
— Да нет у нас монет! — крикнула стюардесса с задних рядов.
— Тогда в порядке очереди. Согласно возрасту. Старики вперед.
Первым из толпы вытолкнули какого-то хромого деда, который, судя по виду, и без авиакатастрофы был на пути в царство мёртвых.
Мужчина дрожал как желе, он меньше всего хотел, чтобы пёс вгрызся в его практически торчащие наружу кости, проступающие через тонкую кожу, но толпа уверенно толкала его вперед и он, прихрамывая, сдался на волю судьбы.
Пёс гавкнул, и мужчина икнул от страха. Но затем мохнатый страж отошел в сторону, пропуская первого пассажира. Дедушка аккуратно поставил ногу на судно, затем вторую. Перевозчик душ оттолкнулся веслом от берега, и пес тут же запрыгнул в лодку. Он положил свою морду на колени к хромому, а тот принялся гладить животное и благодарить его за разрешение пуститься в последнее плавание.
Паромщик грёб веслом чёрную водную гладь и думал над тем, как теперь будут обстоять его дела с учётом нового жителя подземного мира, от которого, судя по всему, так просто не избавиться. Когда он высадил первого пассажира и поплыл обратно, пёс уставился на него своими маленькими блестящими глазами, в которых отражалось неприкрытое любопытство.
— Хочешь, я расскажу тебе шутку? — прервал, наконец, молчание старик.
Пёс радостно гавкнул и мужчина, прокашлявшись, начал рассказывать анекдот, который придумал пятьсот лет назад. Он сбивался и путался в именах героев, но пёс всё равно вилял хвостом и тяжело дышал, выказывая свой интерес. Когда старик закончил и спросил: «ну как?», пёс снова подал голос, явно одобряя юмор, и лизнул морщинистую руку паромщика. Губы хмурого перевозчика изобразили что-то вроде улыбки, и он погладил пса по лохматой голове.
— В конце концов, у Аида есть Цербер! А мне, что ли, нельзя завести пса?
Пёс чихнул, словно подтверждая правоту старца.
Лодка пристала к берегу, и толпа уже готовила нового претендента на переправу.
— Скажите, а как зовут вашего охранника? — поинтересовалась женщина, которой выпала следующая очередь.
— Журавлик. Его зовут Журавлик, он назван в честь того, кто спас две одинокие души."
(с) Александр Райн
"Сашка растирал кулачком слезы по щекам и продолжал всхлипывать. Осенний холодный дождь противно трусил на остывающую землю. Мальчик зябко поежился и присел на лавочку. Собака, старая, облезлая дворняга, улеглась возле его ног и обреченно, устало вздохнула, совсем как человек, положила морду на лапы и закрыла глаза. Сашка погладил собаку, шерсть у которой была облезлая, в катышках, грязная, какого-то неестественно бурого цвета. Она шевельнулась, поджала под себя лапы, вся собралась, уменьшилась, получилось грязное, жалкое колечко, которое подрагивало и слабо, жалобно поскуливало…
Мальчик смотрела на своего друга и думал о том, что ему теперь делать с собакой, которую отчим категорически приказал убрать со двора или он пристрелит ее. Вот этого-то как раз Сашка допустить не мог. Лайку мальчик любил. Такое красивое имя было у старой, замшелой дворняги! Так ее назвал мальчик, когда три года назад она прибилась к их двору. Несколько дней она сторожила его у забора и каждый раз, когда он выходил за калитку, ластилась к нему, заглядывала в глаза и всем своим собачьим видом показывала, что ей нужен хозяин. Сашка упросил мать привести собаку во двор.
Ну, никак не подходило имя Лайка к этой дворняге, но именно так ее и назвал Сашка, а собака откликалась на это имя с радостью и глухим, горловым лаем. Мальчик еще подумал тогда, что дворнягу, наверно, в жизни много обижали, потому что уж больно жалостлива была она в своей собачьей преданности.
Когда в доме появился отчим, Сашка по-детски отчаянно затосковал и вовсе не потому, что любил родного отца, - родного отца он никогда не видел и никогда ему о нем мать не рассказывала, а мальчик своим детским умом понимал, что матери эти расспросы были бы неприятны. Отчим не то чтобы строг был с мальчиком,- нет, он, казалось, не замечал его. Вот как будто Сашки вовсе нет в доме.
И как только мальчик не старался привлечь его внимание! Утром выносил мусор, во дворе подметал, даже машину отчима как-то помыл – все бесполезно. Всеволод Владимирович скользнет по нему взглядом, кивнет головой и все!
А мать на глазах расцветала. Сашка никогда раньше не видел ее такой счастливой. Отчим ей наряды покупал, она часто смеялась и все старалась угодить этому Всеволоду… Пироги стала печь. Вот сколько помнил себя мальчик, мать никогда не пекла, блины и те не получались у нее. А когда в гости приедет бабушка, тогда в доме праздник, потому что так приятно и сладко пахнет сдобным тестом! Тут тебе и пироги, и торты, и булочки с изюмом…
Ради отчима мать научилась управляться с тестом. Обидно Сашке, досадно, потому что он как бы лишний стал в семье. Каждые каникулы его спроваживают к бабушке. Он, разумеется, не против, но раньше мать с сыном надолго не разлучалась. Даже в лагерь не отправляла, а теперь за прошедшее лето Сашка в двух лагерях побывал. Хорошо отдохнул, в море купался… А на душе все-таки было тоскливо.
Куда же девать Лайку? Она же старая, больная, вот глаза постоянно слезятся. Лает она так же громко, но лай стал каким-то бесцветным, однообразным, словно вынужденным. Эх, сколько с верным дружком переговорено, пережито…Сашка по привычке пожалуется собаке на свою жизнь. Оно, конечно, он сыт и одет, компьютер вот купил отчим, да только Сашке нет радости в доме. Вроде никто его не обижает, но и ласки к нему никто не проявляет. Обидно мальчику, что его место как бы занято другим, чужим ему человеком, а для матери этот человек стал родным.
- Что, Лайка, плохо нам? – мальчик потрепал собаку за уши, горько вздохнул. По щеке скатились горошинами предательские слезы.
Лавочка стала совсем мокрой: дождь усиливался… А мысли мальчика плели замысловатое кружево детских обид. Когда Сашка приехал с моря, то заметил округлившийся живот матери, ее блестящие глаза, которые светились радостью. Вот тут он окончательно струсил: ребенок будет желанным для Всеволода Владимировича, а он, Сашка, вроде бы как будет на втором плане. Может быть, его даже отвезут к бабушке, которая уже предлагала забрать внука к себе, чтобы он учился у нее в поселке. При одной мысли о том, что придется уехать из родного дома и подолгу не видеть маму, у мальчика пот струился между лопаток и предательски потели ладони.
Он давно уже заметил за собой такую странность: когда волновался, покрывался липким потом. Бабушка говорила, что эта особенность у них семейная, вроде дед, которого Сашка никогда не видел (он умер, погиб в шахте), тоже так реагировал на волнение и опасность. А еще бабуля говорила, что у деда в минуты душевного подъема, как она называла самые счастливые минуты жизни, на лбу появлялась тоненькая складочка над правой бровью. Но такой приметы у мальчика точно не было!
- Теперь родится любимый сыночек, будут с ним носиться, сюсюкать, а мы с тобой, Лайка, мешаем им. – Столько добра будущему малышу уже накупили: и кроватку, и коляску, и игрушки, и пеленки, распашонки разные... Комнату для будущего малыша обклеили такими красивыми обоями! А в моей комнате обои исписанные, я еще в первом классе их разрисовал… от злости, когда мать в дом чужака привела.
Да если честно, то не нужны эти обои Сашке. Плевал он на них! Вот учебный год с двумя тройками закончил, так мать даже не поругала его. Так обидно стало мальчику! А вот бабуля попеняла его за учебу, пристыдила. Может быть, уехать к бабушке и там в школу ходить? Бабуля добрая и, наверно, разрешит взять с собой Лайку. Сашка вспомнил, как зло и категорично отчим сказал сегодня днем:
-Чтобы я эту паршивую псину во дворе больше не видел! Она же, наверно, заразная, посмотри, какая шерсть у нее! Куда хочешь уведи ее, иначе пристрелю!
А мать промолчала, не заступилась за Лайку. Как же Сашка друга своего бросит в беде? И не заразная Лайка, а просто старая, от старости и шерсть клоками выпадает. Сашка в интернете об этом читал. Он, вообще, эту ночь плохо спал. Переписывался с виртуальными друзьями, которые держали своих собак даже в квартирах, пожаловался им на свою проблему, а друзья посочувствовали и предложили ему объявить отчиму бойкот. Нет, вот этого Сашка решительно не мог сделать! Миром в семье он дорожил и больше всего на свете не мог видеть заплаканные материны глаза. Женские слезы на него наводили страшную тоску и ощущение глубокой вины. Бабуля всегда говорит, что из ее любимчика внучка Сашеньки получится хороший муж и отец.
Мальчик зябко передернул плечами, а дождь усиливался, а он все так же сидел на лавочке, и собака преданно сидела рядом, тоже вздрагивая от холода. Сашка почувствовал озноб, подумал о том, что надо вот встать и идти домой, кажется, он простыл… Нет, никуда он не пойдет, вот будет здесь упорно сидеть, потому что никому он в этом доме не нужен: там теперь ждут другого, желанного ребенка, а его любимого дружка Лайку выгнали…
Он стал путаться в мыслях, сбиваться… Собака встала, тоскливо посмотрела на мальчика, отряхнулась и завыла. Надо же! Никогда Сашка не слышал, чтобы Лайка выла. Чего это она? Неужели ей страшно? Так ведь не бросит в беде он своего дружка, не бросит ни за что на свете!
Собака продолжала выть, голос ее становился все громче, казалось, что она напрягается и выкладывает в этот тревожный вой все свои последние жизненные силы. Мальчик потихоньку сполз с лавочки на землю. Лицо его горело, потрескавшиеся от жара губы что-то шептали уже в бреду. Лайка тормошила его, носом тыкалась в щеки, облизывала их, чувствуя шершавым языком жар, и выла, выла отчаянно, потом грозно, по-дикому, как-то по-волчьи…Потом она заметалась около калитки, которая была плотно закрыта, с тоской посмотрела на забор, собралась с силами, отбежала в сторону и…
Лайка перескочила через забор и плюхнулась на землю обессиленная и почти полуживая. Несколько минут лежала неподвижно, а потом медленно, на трясущихся от слабости лапах встала и поковыляла к крыльцу дома, приоткрыла лапой незапертую дверь и опять завыла, громко, тревожно, отчаянно…
Когда мальчик открыл глаза, в больничной палате вокруг кровати сгрудились все: мать, бабуля и отчим. Женщины, конечно, плакали. Сашка ощутил липкий пот, который предательски заструился между лопаток.
- Боже мой, сыночек, любименький мой, мы же думали, что ты к товарищу в гости пошел и из-за дождя задержался! Врач сказал, что у тебя двустороннее воспаление легких и нервный срыв. Ты же моя надежда. Вот рожу тебе сестричку, а ты будешь помогать ее нянчить. Мне без тебя, сынок, никак нельзя!
Бабуля молчала, только вытирала платочком слезы и жалостно вздыхала. Мальчик подумал о том, что бабуля, наверно, круто, как она всегда говорила, побеседовала со своей дочерью и зятем. По характеру бабуля была женщиной суровой и жесткой, но внука любила без памяти, потому что он, по ее утверждению, был копией деда.
Отчим подал руку мальчику, тот ее пожал, но слабо. Всеволод Владимирович виновато покачал головой:
-Спасибо Лайке, она так выла в коридоре, что мы поняли, что с тобой что-то случилось.
- А что с Лайкой? – мальчик приподнял голову с подушки и с надеждой посмотрел на маму и отчима.
- Да все нормально с Лайкой, Всеволод ей соорудит новую теплую конуру. Она теперь у нас герой. Тоже ждет тебя, а ты быстрей выздоравливай! Всеволод вот завтра новые обои поклеит в твоей комнате, выберем обои с веселеньким рисунком! А ты должен нам пообещать, что троек больше в дневнике не будет, ты же раньше так хорошо учился! - мама смахнула слезу, улыбнулась.
Мальчик согласно кивнул головой и тоже улыбнулся. Приятно, что о тебе так заботятся, а он выдумал что-то несуразное, обидное, а его, оказывается, так любят!
- Сынок, ты прости меня! - отчим досадливо крякнул, видно, что эти слова ему давались с трудом, но он произнес их, присел на край кровати, вытер ладонью пот со лба и вдруг засмеялся…
Все: мама, бабушка и даже мальчик - все засмеялись. Несмотря на то, что за окном полоскал злой, надоевший дождь, в больничной палате стало уютно, даже как-то солнечно, по-домашнему дружно, тепло. Мальчик счастливо зажмурил глаза и неожиданно заснул. Во сне улыбался, сопел, у него смешно подрагивали ресницы, а на лбу, над правой бровью, обозначилась тоненькая складочка… "
Людмила Дудка
"ПЕРЕЦ С СОЛЬЮ...
Однушку в новостройке Ромка купил за гонорар, точнее за два. Оба заказчика договор выполнили четко. Ромка купил, когда и дома то не было, сваи забивали. А теперь уже выплатил почти все, и въехал. Вместе с ним, в соседнюю квартиру, заселился высокий черноглазый мужчина, по виду и выправке - военный. Яркий, седеющий южанин, шевелюра эдакая - перец с солью. Они помогали друг другу таскать мебель, одалживали инструмент, а потом распили на Ромкиной кухне коньяк, принесенный соседом.
- Салих, - протянул Роме руку сосед.
- Роман, - протянул руку Ромка.
Они ломали шоколадку, брали на маленькую вилочку дольки лимона, перекинулись парой слов о замках и дверях. И загадочный Салих ушел к себе.
Работа затягивала Ромку с головой, и как то, решив пригласить к себе девушку, он понял, что привести ее стыдно. Выручила мама.
- Зарабатываешь ты хорошо, деньги есть, найми человека.
- Кого? Жуликов полно и мошенников.
- Хотя бы Марию Ивановну, ту, что у нас убирала и готовила, когда я с отцом по командировкам моталась. Телефон у ней тот же.
И Ромка нанял. Квартира заблестела чистотой, а в холодильнике появились борщ и котлеты, или жареная курочка, или запеченная буженина. На ужин, к другим блюдам, обязательно ставился салат с помидорами и огурцами. Мария Ивановна, полная, молчаливая и строгая женщина лет около сорока, вкусы 24-летнего Ромки знала уже лет 10, была ненавязчива и незаметна. Ромка не понимал, когда она успевала все сделать.
Со Славой, Ростиславом, Рома дружил лет 20, и в тот день зашел поздравить с 25-летием. Притащил подарок, дорогую, бошевскую кофеварку. Слава был кофеман, интраверт, и кандидат наук. У Славки имелась породистая шикарная сука Лада, знавшая полсотни команд, невообразимо умная. Роме иногда казалось, что именно Лада написала Славе диссертацию.
- Слышь Романтик, ты можешь меня выручить?, - спросил Славка,- всем щенкам Ладкиным я имена придумал, а одному ну никак, эдакий он человек в себе, загадочный, замкнутый, и самый шикарный. Ну вот удивительно, всех забронировали, а этот, самый красивый и породный, словно ждет своего человека. Надо на букву "С", клуб букву дал.
Рома зашел в семиметровую Ладину комнату. Четверо щенков кинулись к его ногам. А один стоял в стороне, гордый, отстраненный, прямо с военной выправкой, повернул шикарную голову в сторону Славки, вздохнул и снова отвернулся. Шерсть окраса перец. с солью блестела.
- Ну прямо вылитый Салих, - засмеялся Ромка, - даже шевелюра такая же.
- Пусть будет Салих,- ответил Слава, - может это имя принесет ему удачу.
В следующий раз Рома увиделся с Ростиславом через несколько месяцев. Славка возник на его пороге. Да не один, а с Салихом.
- Спасай друган, великобританцы пригласили на четыре месяца, а там карантин на собак пол года. Ладу мама забрала, а Салиха отказалась, говорит, что не по силам ей две собаки, тем более мелкий. Не продался он у меня, не понимаю почему. Видно потому, что ни к кому не бежал, отходил, и всем видом показывал, что люди ему не нравятся. Может ты найдешь с ним общий язык? Он не гадит, к выгулу приучен, не лает, знает команды. Но нежностей не любит, как был человек в себе, так и остался.
Роман почесал в голове, поставил большую клетку в спальне, расстелил внутри подстилку. Здоровенный мешок с кормом пристроил в кладовке. Миски отнес на кухню. Провел Салиха по квартире. Тот прошелся с видом лорда, осматривавшего задний двор, попил воды и улегся в клетке. Даже не взглянул на Славку.
- Вот ты видишь Романтик, какой это ... аристократ. Ведет себя, будто меня и нет. Оскорбился. Деньги я на кухонном столе положил, в конфетнице, мало ли, на ветврача или игрушку купить. Ну бывай, побежал. Самолет вечером.
- Бывай, хорошей поездки.
Ростислав не обманул, Салих не лаял, не гадил, гулял с удовольствием и пять минут, и два часа, в выходные ездил со Славой на рыбалку. Но хвостом не вилял, на руки не лез, и голову погладить не подставлял. Держал дистанцию.
Письмо на электронную почту пришло неожиданно. Дед в Москве тяжело заболел, готовили к операции, старик просил приехать, боялся не пережить. Взять с собой собаку, в кавартиру деда-астматика было не возможно. И Роман позвонил в соседскую дверь.
- Здравствуйте Салих, я вынужден обратиться к Вам с просьбой. Я хорошо заплачу...
И Салих неожиданно согласился, только по лицу пробежала тень улыбки, когда он услышал имя собаки.
Роман оставил соседу телефон Марии Ивановны, на всякий случай, ключи от своей квартиры, все что нужно для собаки. И улетел в тот же день.
Операция прошла тяжело, понадобилась вторая. Роман так закрутился, что опомнился только через 10 дней. Позвонил по скайпу Мариии Ивановне.
- Тетя Маша, как там дела?
- Не волнуйся Ромочка, занимайся Аркадием Семеновичем, все хорошо. Салих твой, который собака, ласковый . Салих, тот который сосед, человек отличный, общительный, душевный, я им помогаю. Они сейчас гуляют, а я вот хаш из говядины готовлю.
- Спасибо тетя Маша, привет Салихам.
А Роман удивился. Ласковый пес Салих? Да он хвостом не вильнул за все свои 10 месяцев. Общительный сосед? Он никому и пол слова не сказал, за полгода Рома слышал от него пару фраз. А другие ничего не слышали. Разгадывать эту загадку Роман решил потом.
Вернулся он через 2 месяца, когда дед уже твердо стоял на ногах. Ночной город жил своей жизнью. Рома тихо зашел в квартиру. Все сияло чистотой, в вазочке стояли пушистые астры. На плите еще горячий борщ. Рома вышел на лоджию. На соседской горел свет. В кресле сидел Салих и читал газету, у его ног, положив шикарную, породистую голову на колени, сидел пес. Эдакие красавцы, оба - перец с солью. Салих- собака тихонько ткнул Салиха в колено, тот поднял голову.
- Здравствуйте Роман.
- Здравствуйте Салих. Сейчас заберу собаку и рассчитаюсь с Вами. Сколько я Вам должен?
- Давайте все решим завтра. Денег Вы мне не должны.
Салих остался жить у Салиха. А Роман наверстывал пропущенную работу.
Наконец приехал подзадержавшийся на острове Слава.
- Привет Романтик, как там мой Салих?
- Хорошо, кажется Салих нашел хозяина.
- А кого?
- Моего соседа. Он приглашает нас в азербайджанский ресторан, вечером, в субботу, хочет с тобой поговорить насчет собаки. Нас довезут.
- Добро.
В ресторан они ехали всей компанией. Оба Салиха, Ромка, Славик, и Мария Ивановна.
В отдельной комнате был накрыт шикарный стол. Салих заговорил со Славкой о покупке собаки.
- Говори свою цену, заплачу любую, торговаться не буду.
- Договоримся, - ответил Слава,- надо же, ведь этот кобель самый лучший щенок в помете, породный, шикарный, и так долго не продавался. Видно он ждал своего человека.
- Да, - заулыбалась Мария Ивановна,- он долго ждал своего человека, как и я. За стол, садимся за стол, мы ведь расписались с Салихом. Ах какие красивые у меня мои мальчики, шикарные, оба перец с солью..."
© Елена Андрияш
"...Большая рыжая собака лежала на асфальте.
Именно туда её и принесли бывшие хозяева. Люди, так сказать. Куда делись щенки, было неизвестно. Только торчащие соски выдавали в собаке маму. Да ещё тоска в глазах. Бесконечная, такая, знаете ли, тоска. Неизбывная.
Она и не пыталась бегать за людьми и просить поесть. И к мусорке не подходила. Она тихонько умирала.
Очень тихонько, совершенно никого не беспокоя и не отягощая своим присутствием. Она лежала, свернувшись калачиком возле небольшого заборчика, отделявшего тротуар от жилых домов. Иногда тяжело вздыхала. Наверное, вспоминала своих исчезнувших щенят. Соски набухли и болели, но что поделаешь.
....Маленькая кошечка, "непойми какой породы" и цвета наткнулась прямо на большой торчащий наружу живот рыжей собаки. Совсем ещё котёнок, кошечка ткнулась носом во вкусно пахнущий и тёплый сосок, и вдруг открыв маленький розовый ротик схватила его.
Рыжая собака дёрнулась и скосила глаза. Она с удивлением увидела, как маленький бело-рыжий котёнок сосёт её молоко. Тяжело вздохнув и посмотрев на малышку, собака свернулась вокруг неё колечком и стала облизывать. Насосавшись молока, кошечка долго мурлыкала под собачьим языком, а потом уснула....
Так она и осталась возле выброшенной и осиротевшей собаки. Только, вот теперь у новоявленной мамочки возникла проблема. Первая, радость – появился щенок. Ну, не совсем щенок. И собачка скосила глаза на кошечку. Радость, всё-таки. Есть о ком заботиться.
А, вот второе – это то, что умирать теперь никак.
На второй день смертельно проголодавшаяся кормящая мать встала с асфальта и пошла искать еду. Кошечка побежала следом. Это ведь её мама. Она тёрлась о собачку головой и всё время возбуждённо рассказывала ей что-то своё. А кому ещё рассказать, как не маме?
Вот только, где найти еду большая худая рыжая собака не знала. Ведь раньше ей давали корм, а теперь куда идти? И тут помог её новый щенок, то есть котёнок. Кошечка, увидев, что мама не знает где поесть, толкнула её головой и повела вперёд.
Подойдя к свалке малышка оставила внизу растерявшуюся собаку и полезла наверх. А через пару минут появилась с большим куском пиццы. Она поднесла её к собаке и положив возле её ног потёрлась о свою новую маму.
Мама поела, и они пошли на старое место. Конечно, наверное можно было найти место и получше. Но, во-первых, большая рыжая собака не знала таких мест, а во-вторых она думала о своих щенках.
А вдруг.... Вдруг....
Так они и жили там. Месяц.
Кошечка научилась носить еду своей собачьей мамочке прямо туда. А потом прижималась к ней и тихонько мурлыча засыпала. Засыпала и собака, обернувшись колечком вокруг своего котёнка. А люди ходили вокруг. Всё время проходили вокруг. Спеша куда-то. Наверное, очень спеша. Потому, что остановится, покормить или просто погладить собаку приютившую котёнка у них времени так и не хватило.
А потом пошли дожди. Холодные, осенние дожди. И большая рыжая собака закрывала своего котёнка от пронзительных обжигающих струй падавших с неба. Люди теперь не проходили, а пробегали. Они кутались в плащи и прикрывались зонтами. А собака смотрела на них. Теперь просительно. Она очень хотела, чтобы они забрали её кошечку. Чтобы хоть ей повезло в жизни.
Большая, черная машина пролетела совсем рядом разбрызгав воду из лужи. Облив прохожих и собаку с котёнком. Собачья мамочка плотнее обернулась вокруг своего сокровища, надеясь защитить её от холодной воды. Люди вокруг чертыхались и махали вслед машине кулаками. Но никто даже не обернулся на собаку прикрывшую собой своего пушистика.
Она не обижалась. Она давно привыкла к тому, что люди проходят мимо, а машины проезжают.
...Прямо напротив её глаз остановились два больших мужских ботинка. И голос - удивительно мягкий и не похожий на мужской, - сказал:
- Господи. Господи. Да что же это такое? Как же это так...?
Собака подняла голову и увидела лицо пожилой женщины.
Большие растоптанные мужские ботинки не по размеру принадлежали ей. Доброе лицо наклонилось, и собака давно отвыкшая от внимания вдруг замахала хвостом и улыбнулась. Она подвинулась и глазам женщины в стареньком плаще предстала маленькая кошачья мордочка, смотревшая на неё снизу-вверх.
На лице женщины сперва отразился полный шок, а потом она вдруг опустилась на колени, прямо на мокрый холодный асфальт, и достала котёнка из объятий его собачьей мамы.
Кошечка сперва радостно мяукнула и потёрлась о добрые и тёплые руки, но потом...Потом вдруг вырвалась и прыгнула поближе к своей маме.
Так они и смотрели на женщину в больших растоптанных ботинках. Прижавшись друг к другу и дрожа.
Женщина ещё раз взяла кошечку на руки и сказала твёрдым, решительным голосом, не терпящим возражений.
Правда, почему-то, он у неё всё равно дрожал.
- Пойдем-ка ко мне домой. Где трое там и ещё двое поместятся. Ничего. Проживём.
Большая рыжая собака радостно виляла хвостом и заглядывала благодарно в глаза женщине. У неё и мысли не промелькнуло, что её тоже могут взять... Самое главное....Главное было то, что добрая женщина в больших мужских растоптанных ботинках заберёт в тепло её котёнка....
Кошечка жалобно закричала и протянула лапки к своей маме.
- Да возьму. Возьму я её..., - успокаивала женщина кошечку, гладя её по голове.
-...Ну, пошли, пошли, что смотришь, - сказала она собаке и , поднявшись , показала той знаками, чтобы она шла за ней.
Собака вскочила и с радостным весёлым лаем запрыгала вокруг своей спасительницы, поднимая веера брызг из холодных луж.
- Побежали быстрее, - сказала женщина и сложив зонт, положила его в сумку.
А потом...
..Потом прижала к себе котёнка и смешно топая по осенним лужам большими мужскими растоптанными ботинками, побежала по направлению к одному из домов.
За ней прыгала большая рыжая собака. Она всё пыталась заглянуть на руки женщины и увидеть своего щенка. Прошу прощения - котёнка....
А с неба всё шел и шел противный холодный дождь, закутывая город в осеннюю слякоть и холод.
И люди шли по своим неотложным делам, завернувшись в плащи и прикрывшись зонтами.
А большие черные машины проносились мимо, обливая их струями воды из луж. И свинцовое небо сердилось и хмурилось.
Хотя. Нет. На одну. Только одну секунду, тучи вдруг раздвинулись и из мрака дождя и холода один единственный луч упал на землю.
И в этом луче были пожилая женщина в больших разбитых мужских ботинках с котёнком на руках, и большая рыжая собака не замечающая ничего вокруг и весело прыгавшая возле неё. Они спешили домой...
Почему. Почему, дамы и господа. Ни машины, ни люди так и не увидели ничего.Почему это всегда замечают женщины в старых, разбитых мужских ботинках не по размеру?
Может, у них глаза устроены иначе?
А может, они смотрят на наш мир другим взглядом?
Не знаю.
............"
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО
"Зима уже наступила, а снега все не было. Конец декабря, а осень никак не желала уступить место. Северный ветер принес с собою холод. Серое небо нависло над городом. Тяжелые ледяные капли барабанили по жестяным крышам, выбивая дробь безумной мелодии.
Дождь не прекращался два дня, навевая уныние. На третий день на притихший город посыпался первый робкий снег.
Пушистые снежинки ложились на голые ветви деревьев, выбеливая их. Ветер разносил колкие ледяные иглы.
Они весело кружили над фонарными столбами. Снег припорошил дорожки, осел на подмерзших лужах.
К ночи разыгралась настоящая метель, танцующая в синем небе среди загорающихся звезд. Она крутилась вокруг лавок, поднимала снежную пыль.
Стекла звенели, жестяные крыши грохотали от порывов ветра. Лужи покрылись слюдяной коркой, блестевшей от света фонарей.
Утром метель стихла. Снежинки таяли, а свисающие с крыш нити сосулек хрустальным бисером падали вниз. Воздух наполнился запахом мокрых листьев, лежащих под тонким слоем снега. Серая хлюпающая слякоть покрыла тротуары.
Лидия Ивановна вздохнула и отошла от окна. Она взглянула на часы: десять утра! Неужели проспала? Но тут же успокоилась: воскресенье, библиотека закрыта.
Женщина налила чашку чая и села за стол. До праздника остались два дня. Нет, гостей она не ждала. К шестидесяти годам у других есть дети, внуки.
Она же была одинока.
С мужем давно развелась, а единственный сын Павел погиб в Чечне. Поначалу было тяжело, хоть волком вой. Не могла смириться. Как во сне прошли похороны, соседи помогли. Сама бы не справилась.
Долго еще вздрагивала от телефонных звонков и стука в дверь. Казалось, откроет, а там Паша, живой...
Жить не хотелось, только работа спасала. Но воспоминания не отпускали.
Женщина прошла в комнату, включила телевизор, села в кресло. Новогодние рекламы и поздравления мелькали на экране. Мальчик, похожий на ее Пашу, обнимал маму. По щеке скатилась слеза.
Когда Павел погиб, ему было всего восемнадцать, совсем мальчишка. Проклятая война отняла у нее все: ребенка, счастье и радость. Не осталось ни желаний, ни надежд.
Каждый Новый год был похож на предыдущий: стол украшали традиционный салат " Оливье",
вареный картофель с ломтиками селедки и ароматные мандарины. Маленькая елочка стояла на подоконнике, сверкая мишурой.
Лидия Ивановна выключила телевизор, встала и выглянула в окно: снова шел снег. Острая необходимость посетить могилу сына подтолкнула ее одеться, положить в сумку мандарины, пару елочных шаров и выйти на улицу.
Воздух был холодным и пах свежестью. Не смотря на погоду, автобус приехал быстро. До места она добралась минут за сорок.
Лидия Ивановна не спеша шла по заснеженной дороге. Подойдя к воротам, поздоровалась со сторожем.
Павла похоронили под разлапистой елью, ее было видно издали. Под ногами скрипел снег, здесь он не таял, а ложился ровным слоем.
На могилу женщина положила мандарины, елочные шары и пару конфет. Смахнув со скамейки снег, она присела.
Тихо падали снежинки, мороз пощипывал щеки. В ветвях ели, нахохлившись, сидели воробьи.
Женшина смотрела на портрет на памятнике. Павел был в форме и улыбался. Таким его все и помнили.
- Вот, сынок, пришла к тебе,- тихо сказала мать.- Ты ведь так любил Новый год. Принесла тебе мандарины.
Вспомнила, как они с сыном обменивались подарками. Паше нравилось делать сюрпризы.
- Плохо без тебя, сынок, одиноко. Лежишь тут один. Хоть бы знак подал, что слышишь меня.
Женщина опустила голову и всхлипнула. За спиной послышался странный звук, похожий на вздох. Она обернулась.
На снегу сидел рыжий щенок, дворняжка. Он покачивался на тонких лапках. Испуганные глаза смотрели на женщину.
Щенок продрог, мокрая шерсть топорщилась на спине.
- Иди сюда, малыш,- ласково позвала женщина.
Щенок неуверенно топтался.
- Ну же, смелее.
Тот осторожно приблизился.
- Потерялся, наверное?- спросила женщина.
Паша мечтал о собаке, но Лидия Ивановна тогда была против. Считала это хлопотным. Но сейчас взяла бы
хоть двух собак, лишь бы сын был жив.
Песик увидел слезы на ее глазах и на душе стало тоскливо. Он заскулил, подошел к женщине и уткнулся влажным носом в ее ладони.
Лидия Ивановна погладила его, сердце щемило от жалости.
- Холодно тебе и голодный, небось. Пойдешь со мной?
Щенок поднял на нее умные глаза и вильнул хвостом. Женщина встала, нагнулась и взяла малыша. Он доверчиво прижался к ней всем существом. От ее одежды пахло домашним теплом.
Лидия Ивановна обернулась к могиле, когда уходила. С портрета, улыбаясь, смотрел сын.
- Спасибо, Паша, за подарок,- произнесла она и направилась к выходу.
По дорожке шла женщина, она несла рыжего щенка, как самый дорогой подарок. А с неба тихо падал снег, укрывая землю белым полотном..."
Анна Гринина(с)
"Хорошо летают только красивые самолеты." А.Туполев.